– Кто это? – насторожился Игнат и даже перестал жевать.
– Не знаю. Номер не высветился. – Гена ответил, помолчал, слушая, потом буркнул: – Да, да, хорошо.
Глянул с недоумением на брата и сестру и спросил:
– Что-то я не понял, ребята! Звонили из риелторской конторы. Сказали, что у них мой договор на продажу моей квартиры. Что клиент готов подъехать и посмотреть. И деньги готов перевести уже сегодня вечером на счет, указанный в договоре.
– И? – Вера вытянула шею, глядя на Гену с недоумением. – И что тебя так настораживает?
– Так я никакого договора не подписывал, Вера! И квартиру продавать не собираюсь. А девушка сказала, что ты все сделала. Ты, Вера! Как так?! И что за номер счета, Вера? Какой договор?
– Здрасте, приехали, – возмущенно отозвалась она, покусала губы. Глянула холодно, поправив волосы резким мужским движением. – Он мне тут про любовь пел все четыре дня, пока пьянствовал. Уговаривал принять его. Захотел продать квартиру. Уговорил договор составить. А теперь в кусты?! Гена, ты чего?! Подставить меня решил? На неустойку?
– Какую неустойку? – еле шевельнул он побелевшими губами.
– Такую! – гавкнули одновременно Вера с Игнатом. И далее говорил уже один Игнат: – Каждый договор имеет пункт о неустойке. Кто ее станет выплачивать?! А там двадцать процентов от сделки! Это… Это почти двести тысяч. У Веры нет таких денег.
– У меня тоже, – слабым голосом пожаловался Гена, ухватился за голову. – Неужели я подписал договор? Господи! Что же делать-то?
– Продавать, что же еще. Тем более уже покупатель нарисовался. С баблом, не пустой! Продавать, однозначно, – посоветовала Вера, дотянулась до его плеча, погладила. – Ко мне переедешь. Как и договаривались.
– Я не договаривался. Ты все врешь! – вдруг крикнул он громко, вскакивая на ноги. – Вы оба врете! Ничего я не подписывал!
– Ага… Помнишь ты. Пил четыре дня.
Игнат тоже встал. И встал как-то так, что выбежать из собственной кухни Гена бы не смог, не столкнувшись с ним. Но столкнуться с ним все равно что с каменной глыбой. Он вон нарочно мускулами играет, словно запугивает.
– И ничего я не пил. Врете вы. Экспертиза установила, что меня отравили.
– Все алкаши так говорят, – опасно тихим голосом возразил Игнат, шагнул к хозяину, сократив расстояние до минимума. – Что водка была плохая. Закуской отравился. Алкаш ты, Гена! Алкашом и сдохнешь! Принял уже, принял на грудь-то?
– Не твое дело. Убирайся! – Ему хотелось, чтобы голос звучал сильно, грубо, а вышел какой-то комариный писк. Попробуй, напугать им кого-то. – И я сейчас позвоню в эту самую риелторскую контору и скажу, что…
Резкий выброс правой руки Игната не позволил Гене закончить свою речь. Он захлебнулся последним словом, странно хрюкнул и упал у ног гостя.
– Вот так-то лучше, – произнес Игнат удовлетворенно. – Скажет он!
– Игнаша, что дальше?! Что дальше делать будем? Эта пьянь точно аннулирует сделку! И тогда что? Все напрасно, да? Столько усилий, и все напрасно?! – запричитала Вера и заплакала. – Я влезла в это дерьмо не для того, чтобы эта сволочь меня обломала. Игнаша, придумай же что-нибудь!
– Хватит ныть, Верка! – прикрикнул он на нее. – Все устрою. Сейчас мы его к тебе снесем. Там пара уколов – и он два дня проспит. А когда проснется, то хата уже будет продана. Деньги на счете. А мы с тобой далеко-далеко. Там, где никто и никогда не узнает, что мы с тобой придумали эту великолепную комбинацию.
– Мы с тобой придумали! Я все придумала-то, я! – сразу повеселела она. С хрустом потянулась, налила себе водки, залпом выпила, запоздало произнесла: – За удачу нашего предприятия, братец!
Игнат присел на корточках перед Геной, пощупал пульс, удовлетворенно улыбнулся.
– Жив? – спросила Вера равнодушно.
– А что ему сделается-то? Живучий, гад. Налей и мне тоже. – Он сел к столу, выпил, закусил, захихикал, глядя на отключившегося хозяина квартиры. – Вот скоро и еще одним бомжом будет больше. От одного я землю избавил. Второй ему на смену. Здрассте, пожалуйте!
– А пацан, пацан тебя не опознает, Игнаша? Тот, который тебе дорогу к бомжу указал?
– Ну и опознает, и что? Ну, зашел я к нему в будку, поговорил. И что дальше? Никто не видел, как я его отключил и в машину на сиденье кинул. Как в дачный поселок привез, никто не видел. Вернее, машину видели, а вот меня никто не узнает. В Генкиной кепке я был. Лица не видно на камере. А охранник был бухой, ни черта не смотрел. Да мать сказала, что уволили его по-тихому. За пьянку.
– Слышишь, Игнаша, а дед-то перепугался?
– С чего это ему пугаться? Он и пикнуть не успел, как я его пристрелил. Сам виноват. Утонул бы в болоте, скольким бы людям облегчение было.