— Нет… Просто в десять лет у меня пробудились воспоминания. Как раз перед очередным подъёмом воды. Он сначала подумал, что меня специально подговорили, чтобы отравить ему жизнь. Но когда я, десятилетний ребёнок, принялся рассказывать ему о его жене, причём такие вещи, которых, кроме него, не мог знать никто, он понял, что всё серьёзно. Ну, и в очередной раз решил избавить от меня город.
— Скажи, а если бы она пришла… Ты бы прыгнул с ней вместе?
— Только, если бы она меня столкнула. Я не могу убить себя сам.
— Но ты пытался её на это подговорить. А потом зачем-то, не имея возможности самому разобраться с Драхе, открылся ему, дал связать себя и, как пасхального агнца, привести на гору. Ведь я мог тогда не успеть… Почему?
— Нет, они оба знали, что городу угрожает опасность и что для того, чтобы его спасти, надо убить дракона. Так что это был их собственный выбор. Ведь когда Драхе убил меня, я ему перед этим тоже всё рассказал. Он на меня потому и набросился, что я наврал ему, будто собирался принести в жертву его жену.
— Юбер… Почему?
Юбер повернул к нему полные слёз глаза:
— Вурм, я уже говорил тебе, что не хочу жить… И очень давно.
Патрон протянул руку через голову девушки, погладил его по волосам, а потом вдруг крепко схватил за загривок.
— Ага, — сказал он, — только я помню, как ты рыдал тогда на груди этого мёртвого мерзавца. Так что не надо мне врать, что тебе жить не хочется. Дело в другом. Но на этот раз у тебя ничего не выйдет: я уже всё решил. И не смей впутывать в это дело Линде! По крайней мере, на этот раз…
Наступила весна, пора поэтов и влюблённых. В Киршберге это означает, что даже те немногие, кто весь остальной год относились к любви и поэзии со скептицизмом, не выдерживают и проникаются общим настроением. Любопытные киршбергцы, которые всё лето, осень и зиму гадали, чем же разрешится любовный треугольник в букинистической лавке на Киршгассе, получили новый повод для пересудов. В последний день апреля, когда в окружающих город садах и рощах расцвели деревья, а Белая гора действительно стала белой, в один из будних дней, утром, в Хубертскирхе состоялось венчание, на котором не было ни родственников, ни специально приглашённых гостей. Свидетелями были Юбер и Киршбаум. По завершении обряда, Киршбаум надолго задержал в своих крупных ладонях руку невесты и сказал ей с ласковой улыбкой:
— Фрау Айхенхольц, я верю, что вы станете настоящей хозяйкой и не позволите мальчикам больше ссориться.
Юбер расцеловал её в обе щеки с самой хулиганской улыбкой, на какую только был способен, прибавив при этом:
— Мадам патронесса…
Молодая супружеская пара тут же обменялась мрачными взглядами, но с их стороны так и не было произнесено ни слова. Прямо из церкви букинист отправил жену и Юбера домой, а сам навестил адвоката. Ночью, ложась в постель, тот не утерпел и проговорился жене:
— Вот что любовь-то с деловым человеком делает…
Ей этого намёка оказалось вполне достаточно, чтобы понять: в день своей свадьбы книготорговец озаботился составлением завещания, по которому, в случае своей кончины или внезапного исчезновения, передавал всё свое имущество молодой супруге.
Нанеся ещё несколько деловых визитов, Айхенхольц купил билет на фуникулёр и остаток дня провёл, гуляя среди цветущих вишен и черешен, то и дело выходя на обзорные площадки, чтобы окинуть взором город, замок, мосты и возвышающуюся на другом берегу реки Белую гору. Когда он вернулся домой, то застал своего работника и молодую жену, увлечённо играющими в карты на щелбаны. Линде очень смешно жмурилась и морщила нос, подставляясь под длинные белые пальцы Юбера. Она так и не сняла с себя белое подвенечное платье и в этом наряде с торчащей во все стороны фатой выглядела за этим занятием особенно забавно. Юбер смеялся, щёлкал её по носу почти что ласково, но каждый раз она очень сосредоточенно готовилась к наказанию. На кухне всех ожидал большой вишнёвый пирог, присланный Киршбаумом, а в лавке — несколько букетов цветов и куча поздравительных открыток, которые нанесли за день постоянные покупатели, не дожидаясь, пока они дойдут по почте. На столе во внутренней комнате, где Линде с Юбером соорудили праздничный ужин, стояла, посреди всего прочего, коробка с надписью «Для фрау Айхенхольц» — свадебный подарок всё того же Киршбаума.
— Ну, вскрывайте, — прервав их веселье, проворчал новоиспечённый муж.
Там оказались три чашки без ручек, выточенные из яшмы и напоминавшие формой те, в которых у Айхенхольца подавали кофе.
— Н-да… — задумчиво изрёк патрон. — Любопытное представление у нашего соседа о нашей будущей семейной жизни. А это что?
В коробке, кроме каменных чашек, завёрнутых в бумагу, оказалась ещё одна вещь — глиняная свистулька в виде пузатого дракончика-линдвурма с нарисованными по бокам лапками и крохотными крылышками — вроде тех безделушек, что охотно раскупались туристами. Айхенхольц повертел вещицу в руках, сунул в рот и, разумеется, тут же свистнул. Юбер с опозданием заткнул уши:
— Патрон! Вы зачем женились?! Чтобы в детство впадать? Думайте, что творите!