Запоздалая оттепель, Кэрны

Он и не знал, что Женька, проснувшийся раньше всех, тут же хватился его — деда. И, увидев пустую постель, бросился к окну. Но на автобусной остановке ни одного человека. Уехал… Некого остановить и вернуть. Лишь серый дождь барабанит в окно миллионами слез за всех ушедших оставшихся сиротами в своих домах…

Кузьма почти приехал в стардом. И вдруг словно кто-то вытолкнул его из автобуса, заставив изменить маршрут.

«Чево ждать? Я что, мальчишка? Сам разберусь, — нетерпеливо смотрел в окно. Вот и остановка. — Нагряну, как гром в зиму. Небось еще спит? Да и чего ей спозаранок вскакивать? Заявлюсь вот нежданно. Увижу, как ждала», — вышел на остановке и, перескакивая лужи, бегом помчался к дому от проливного дождя.

Шурка подметала в сарае, когда услышала стук хлопнувшей калитки и торопливые шаги к крыльцу. Она никого не ждала в столь ранний час и, увидев Кузьму, от удивления и растерянности выронила веник из рук.

— Кузьма! — не поверила глазам, выскочила навстречу босиком. — Кузьма! Как долго я ждала тебя! Целую вечность! — боялась, что он оттолкнет, сказав, что приехал за Яшкой…

Шурка забыла о дожде.

Нет, он не отступил. Кузьма обнял ее, как когда-то, убрал с лица мокрую прядь волос. Заглянул в глаза тепло, знакомо:

— Ждала? Потому дожил и воротился. Шибко долгой была разлука, очень тяжким — путь к тебе…

Яков, затопив печь, подошел к окну. Он тоже услышал стук калитки, звук шагов. Но никто не входил в дом. Человек, приоткрыв занавеску, выглянул во двор и тут же смущенно отвернулся…

Он вспомнил, что у каждой осени, как в человеческой судьбе, бывает только свое бабье лето…

КЭРНЫ Повесть

Глава 1

Эту волчицу в стае признавали. За легкий бесшумный бег, когда в потопе за добычей она, казалось, не бежала, а летела по воздуху, едва касаясь седых макушек сугробов. Длинные тонкие лапы ее, гибкая спина — серая, без единой подпалины, гордая голова с прямыми ушами, внимательные зоркие глаза — все вызывало зависть волчиц. Стая подчинялась вожаку. И только эта молодая красавица никому не покорялась. Она жила в стае сама по себе. Своею прихотью. Нередко уходила. Никто не знал куда. Но всегда возвращалась в стаю. Нагоняла ее в ночи либо поутру. И, вылизав сытый живот, ложилась спать. Добычу, какую бы то ни было, она предпочитала съедать одна. Добыча — это волчья удача, это сама жизнь. Закон стаи для всех одинаков: молодых спящих волков всегда охраняют старые. Стая держится на сильных, а сила — в молодости. Вот и на общей охоте: не, важно кто выследил, кто завалил зверя. Сытно поест лишь тот, кто сумеет отнять у собрата кусок мяса побольше и пожирней. Не победой над зверем гордились волки, а сытостью. Тугой живот — это и есть волчье счастье.

Волки стаи давно не оглядывались на старых волчиц. Нередко, поймав добычу, отгоняли от нее голодных старух. Иную так полоснут по боку, что у той в глазах потемнеет. Рыкнув в самую морду, пригрозят жутко. Сами тут же, оторвав громадный кус, несут его в зубах молодой волчице. Та никогда не лезла к чужой добыче. Сидела поодаль. Смотрела, как делит стая оленя иль зайца. А волки… один перед другим старались. Положат свою долю перед волчицей. Ждут, когда возьмет. В глазах — надежда. Ведь пора бы волчице приглядеть друга. Вторая ей зима пошла. И волки все чаще заглядывались на нее. Молодая подруга — радость. Много волчат принесет. Сильных, здоровых… Но с кем из волков сядет она в лунную морозную ночь на сугроб? Кому подпоет в звонкой тиши? Кому позволит обнюхать себя? С кем из них убежит от стаи ночью в белые, молчаливые снега? Кого изберет? И ждали волки. Терпеливо выказывали знаки внимания. Пытались завлечь ее в тундру, подальше от стаи. Но волчица, словно не понимая, оставалась сидеть на прежнем месте. Случалось, иные, особо назойливые, теряли терпение и, подойдя, кусали за ухо, за бок. Не больно. И все ж… Волчица подскакивала пружиной. И тогда худо доставалось смельчаку. Самому вожаку, матерому волку, метину поставила — ухо порвала.

Старые волчицы знали, отчего теперь в стае вспыхивали драки. Когда-то и из-за них враждовали волки. Но это было так давно… Друга волчицы выбирают тщательно. Не вдруг, не всякого можно подпустить. Вот и эта правильно делает. Только странно, почему с тоской в снега смотрит? Кого выглядывает, кого ждет? Ну да придет еще ее время, — думали старые волчицы, вспоминая свое.