Запоздалый суд (сборник)

Максим Алексеевич, походя, выдернул с корнем толстый стебель осота, а следом за ним — маленький, всего с двумя листиками, кленок, проклюнувшийся между огуречными грядками.

— Здесь нас и сорняки одолевают, и вот такие самостийные лесные посадки. Чуть-чуть проглядел — вместо огурца вот такой кленок или вяз вырастет…

Солнце поднялось уже высоко, и на открытом месте чувствительно припекало. Однако ничто пока еще не предвещало дождя, в воздухе не было никаких признаков предгрозовой духоты. Может, Максим Алексеевич ошибся в своем предсказании? Федор Иванович поглядел на идущего впереди лесника, на его седой затылок, и позавидовал легкому упругому шагу этого уже давно не молодого человека. Вот что значит жить в лесу — и старый ходит бодрее молодого!

Прямо за огородом начинался бор. Теперь ноги мягко тонули в толстом слое слежавшихся иголок. Остро и духовито пахло разогретой смолой. Воздух был так чист, так густо пропитан лесными запахами и напоен озоном, что Федор Иванович почувствовал, как у него слегка закружилась голова.

Тропинка вела все вниз и вниз, и вскоре меж деревьями засипела, засверкала вода.

Озеро, к которому они пришли, было довольно большим. Ближний его край имел плавное закругление, даль-ний, постепенно вытягиваясь, терялся в частых зарослях осинника.

Они остановились на низком, пологом берегу озера. А противоположный берег был высок, крут, и деревья на нем казались великанами, уходящими вершинами в самое небо. Где-то посредине озера плавала стая уток, Федор Иванович поначалу принял их за домашних и только позже заметил, что шеи у них вроде бы длинноваты для домашних.

— Чирки, — как бы окончательно рассеивая его сомнения, сказал Максим Алексеевич. — И ведь надо — никакого страха не имеют, плавают себе вместе с домашними утками. А выношу отруби — так первыми накидываются.

— Выходит, одни расходы с ними, — усмехнулся Леонид Семенович.

— Зато чего стоит посмотреть, как они над озером кружат! Да и здесь, на воде, вместе с домашней дикую птицу когда видишь, хорошо как-то на сердце делается.

— А охотнички тут не появляются? — поинтересовался Федор Иванович.

— Тут они меня побаиваются. — Лесник засмеялся, и не понять было, то ли в шутку, то ли всерьез надо было принимать его слова.

Чуть в стороне, на берегу виднелась наполовину вытянутая из воды лодка. Должно быть, лодку выдолбили из большой дуплистой липы; нос ее был аккуратно заострен, а корма заколочена досками и тщательно просмолена. Ближе к корме в лодку вделана широкая скамеечка.

Максим Алексеевич подошел к лодке, склонился над скамеечкой и вытащил из-под нее небольшой, свернутый рулончиком кусок бересты. Большим и указательным пальцами он отцепил от бересты крючок, размотал с рулончика около метра капроновой лески.

— Нацепишь на такую вот нехитрую снасть размоченную рожь или насадишь гольцов и на лодке разбросаешь по озеру, — сказал лесник. — Через полчаса проедешь, вытащишь — везде по рыбине… Не поленитесь, приезжайте как-нибудь с субботы на воскресенье. Можно и без удочек, этого добра у меня достаточно.

— А на настоящую удочку, с удилищем, клюет? — деловито осведомился Федор Иванович, чувствуя, как в нем опять начинает просыпаться рыбацкая страсть.

— С удилищем, поскольку с берега, — немного похуже, — ответил Максим Алексеевич. — Самый клев — на середине озера. — И, замотав леску обратно на бересту, кинул се на дно лодки.

— Рыбу сюда сами запускали или…

— Карпов, — сами, а остальную, надо думать, занесли утки. Окуня даже, пожалуй, чересчур много стало, карпу не дают покою…

— Прекрасная рыба — карп, особенно в сметане! — с вожделением воскликнул Федор Иванович и, как бы убоявшись, что его могут принять не столь за рыбо-лова, сколь за рыбо-еда, добавил: — Ну, правда, ловить его — не простое дело.

— Очень хитрая рыба! — поддержал его Максим Алексеевич.

— На что он у вас лучше всего берет? — уже с чисто деловым интересом продолжал выспрашивать Федор Иванович.

— Признаться, на удочку сам я не ловил. Это вон мой брательник, Степан, когда в отпуск приезжает, занимается. Ничего не скажешь: у него получается. Сразу же, как только заявится, начинает сырой, разве что ошпаренной кипятком, картошкой подкармливать. Покормит так с недельку, а уж потом ловит. Получается! — повторил лесник.

Затем он подошел к стоящей у самой воды раскидистой ольхе и, отогнув привязанную к ней проволоку, начал тянуть. Леонид Семенович поспешил на помощь. И вскоре из воды тяжело, медленно выползла плетенная из ивовых прутьев морда, а в ней шумно забилась, заплескалась рыба.

Максим Алексеевич вытянул морду на бережок повыше, подале от воды, и опрокинул ее содержимое на траву. Улов был почти сплошь из окуней. Бойкие, верткие, они отчаянно заплясали, запрыгали, стремясь вернуться в родную стихию и сантиметр за сантиметром приближаясь к воде, по постепенно слабели, обессилевали, затихали.

— Двенадцать! — вслух подытожил свой подсчет Федор Иванович.

При виде трепещущей рыбы у него и внутри тоже словно бы что-то дрогнуло, затрепетало. Он принялся хватать бьющуюся рыбу и кидать в небольшое углубление на берегу.