Запоздавшее возмездие или Русская сага

Клавдия вспомнила, как недолюбливал его комбат, какими только обидными словами не шерстил. Уж не Тихонов ли пустил автоматную очередь в спину Видова? Впрочем, бездоказательные обвиения сродни комбатовским оскорблениям. Усилием воли бывшая фельдшерица заставила себя забыть о давней мечте отыскать убийцу Семенка, пусть на время, но забыть. Хотя бы на сегодняшний день - "со слезами на глазах".

Через полчаса рядом с бывшим начальником штаба стояли трое. Всезнающий Тихонов проинформировал: Трофимов не придет, давление подскочило. Ну, что ж, если судить по соседним группам, четверо однополчан - не так уж плохо. Неподалеку, держа наотлет табличку с надписью "Отдельный танковый полк", стоит в одиночестве старичок. Горестная полуулыбка, слезящиеся глаза, подрагивающие руки. Неужели в этом мире я остался единственным представителем многочисленной семьи танкистов, говорит его растеряный вид.

А из стрелкового батальона их целых четверо, снова с гордостью подумала Терещенко, поочередно обнимая и целуя бывших однополчан.

Наобнимавшись, они не торопились покидать сквер, хотя в одном из московских кафе уже заказан скромный столик. Вдруг еще кто-нибудь появится?

-- Почему-то нет Коли Романова, обычно первым приходит...

-- Лежит комроты-три в ветеранском госпитале. Я трижды звонил жене, говорит, еще не выписался, - посапывая заложенным носом, сообщил разведчик.

-- Что-нибудь серьезное?

-- А у нас несерьезных болячек не бывает, - рассмеялся Нечитайло. - Во первых, возраст, во вторых, аукается война.

Помолчали. Действительно, аукается! У одного "просыпается" залеченный осколок под сердцем, у второго - перебитые кости дают о себе знать. Сколько солдат похороненно после Победы, когда, казалось, жить да жить? Кто на очереди?

-- А Проша Сидякин? С войны его не видела, - разорвала тягостное молчание военфельдшер. - Никто не встречал?

Разведчик пожал плечами - нет, не встречал, наверно, сложил голову слишком уж бойкий старшина, подставился под пулю или осколок. Пулеметчик подтвердил: среди ветеранов ходили упорные слухи, что Сидякин погиб при штурме Берлина. Один солдат-свидетель в атаку шел вместе с ним, второй, якобы, сидел рядом на броне танка.

Снова помолчали. Будто еще раз похоронили.

-- Все, хлопцы, двинули? - предложил Нечитайло. - Похоже, больше

никого не будет. Винегреты прокиснут, водка потеряет градусы. На всякий

пожарный я всех кого знаю оповестил: не успеют в сквер, пусть подруливают

в кафе. Азимут сообщил, ориентиры выдал. Найдут, не пропадут!

Четверка ветеранов медленно двинулась в сторону станции метро. Один выстукивает по асфальту палочкой, второй прихрамывает, третий на ходу тайком отправляет под язык спасительные таблетки. Короткие вопросы, такие же короткие ответы. В основном, касающиеся пенсии и здоровья.

Наконец, добрались до кафетерия, расположенного в непрестижном районе Москвы, почти возле кольцевой автодороги. Зато цены не такие высокие, а что касается разных удобств - отдельного кабинета, оркестра с вихляющимися певичками - то бывшим фронтовикам они ни к чему. Пообщаться, еще и еще раз вспомнить грозовые дни Великой Отечественной, помянуть рюмкой и добрым словом погибших и умерших - вот и все.

И все же директор кафе-закусочной оказался понимающим человеком. Столик отведен в стороне от остальных, подальше от эстрады, поближе к входу. Накрыт тоже с претензией на роскошь - белоснежные пирамидки салфеток, хрустальные рюмки и фужеры, расписные тарелочки. В центре стола букетик цветов. И хотя они искусственного происхождения, на душе у ветеранов полегчало.

Оглядев "поле сражения" Василий молча пошел к прилавку бара, возвратился с пятым стаканом. Для тех, что уже больше не придет на встречу. Поставил его на угол стола, так же молча налил водку из походной фляжки, прикрыл куском черного хлеба.

-- Приступим?

Каждый из ветеранов принес по мерзавчику спиртного. Заказать бутылку, конечно, заказали - не к чему злить администратора кафе, но только одну. Цены не кусаются - грызут, а пенсии в связи с годовщиной Победы никто не повысил.

-- За погибших и умерших!

Нечитайло поднялся и с полупоклоном звякнул краем своей рюмки о край одинокого стакана. Разведчик, пулеметчик и военфельдшер последовали его примеру.

Но выпить не успели - возле столика неждано-негадано появился пятый участник торжества, старшина Сидякин. Все такой же подтянутый, с выпяченным подбородком и веселым искоркам в выцветших глазах. Только прямота фигуры разведчика какая-то неестественная. Будто под одеждой спрятана доска, поддерживающая слабую спину.

-- Проша? А мы тебя уже похоронили. Вон Тихонов сказал, что в Берлине снарядом голову снесло...

-- Медики протез поставили, - усмехнулся старшина. - Сколько лет хожу с ним - привык.

Подшучивая над самим собой, отвечая на вопросы однополчан, задавая встречные вопросы, Сидякин видел только одну Клавдию, смотрел на нее неотрывно и жадно. Словно они в кафе одни, все остальные - некий мираж, который вот-вот рассеется.

-- Ну, коли так, бери в баре стакашек и присаживайся. Помянем погибших ребят, выпьем за живых и покалеченных.