Запоздавшее возмездие или Русская сага

— Доброе утро, товарищ старшина. Животы у нас прокаленные и луженные, металл переваривают, авось, и со свининкой управятся… Присаживайтесь, испробуйте немецкого угощения.

Солдаты потеснились, высвободили место в центре стола. Один налил в кружку кофе, второй споро изготовил громадный бутерброд, третий достал из вещмешка армейскую фляжку, выразительно поболтал и показал командиру.

— Спасибо, ребятки, — отказался старшина, — Прогуляюсь, разомнусь малость, потом — погляжу.

Солдаты не обиделись, было бы предложено, вольному воля. Конопатый разведчик продолжил передавать, услышанный в комендантской роте забористый анекдот. Сидящий рядом с ним верткий младший сержант исходил смехом, даже слезы утирал.

Сидякин решил обойти «графское» поместье. Вернется с другой стороны к в"ездным воротам, минует их и прогуляется по краю поля к дальнему перелеску. Заодно, поищет местных грибков. А уж после прогулки не грешно и подзаправиться. Своеобразный, каждое утро выполняемый моцион.

Но на этот раз мершрут пришлось изменить.

— Гутен морген, герр официр!

Хозяйская дочь Марта неизвестно чему рассмеялась и игриво дернула старшину за рыжеватую бородку, маскирующую мощный выпирающий подбородок. Прохор ответил на шутку шуткой — легонько подшлепнул девчонку по упругому задку.

— Гутен морген, — по немецки поздоровался он.

Первое время после появления в имении русских солдат фрау хозяйка прятала излишне общительную дочь, даже уродовала ее внешность. С помощью подвязанных под одеждой диванных подушек, мазков сажи под глазами, каких-то шариков — во рту. Потом убедилась, что целомудрию девочки ничего не угрожает, успокоилась.

Зря успокоилась! Штабные офицеры и сержанты прямо-таки облизываались на бегающее по двору «лакомство». Ежели бы не драконовский запрет немолодого начальника штаба, который не выносил легкомысленнго отношения своих подчиненных к немкам, Марточка была бы давным давно опробована. Тем более, что она, похоже, была не прочь позабавиться с русскими мужиками — пробегая мимо отдыхающих солдат, во всю вертелась, подставляя под их взгляды все свои, похоже, нетронутые прелести.

Кокетливая девица нахваталась отдельных русских словечек, их недостаток старалась компенсировать понятными любому человеку жестами. Вот и сейчас, отдав дань утренней вежливости, знаками попросила Прошку помочь ей по хозяйству — показала на вход в хлев, просительно улыбнулась.

Все понятно, нелегко достается выхоленной фрау и ее дочке-бездельни — украинские рабы и рабыни потянулись на родину, из постояных работников остался один угрюмый Фриц, которому деваться некуда. Говорят — семья погибла во время бомбежки. На него всю работу не свалишь, вот и приходится пачкать ручки в зловонном навозе.

Прохор охотно согласился. Возиться со скотиной — дело привычное. Сопровождаемый понимающими ухмылками завтракающих солдат, Прохор пошел вслед за девушкой.

В хлеву работал Фриц. Медленно переваливал вилами навоз, разбрасывал свежую солому. Марта что-то крикнула и он, отложив вилы, вышел во двор.

Сидякин насторожился. Спрашивается, зачем девица заманила его к скотине, если ей мог помочь работник? Странное приглашение! На всякий случай старшина ощупал пистолет, расстегнул кобуру. Будто случайно, достал из кармана гимнастерки золотой медальон в виде сердечка, снятый им с трупа фашистского фельдфебеля. Если девчока решила подзаработать — ради Бога, он не против, может и готов расплатиться.

Марточка потянулась за сувениром, но Прохор спрятал его за спину. В начале — «товар», потом уже — «плата». Разочарованная девица ткнула пальчиком в тяжеленную кадушку, повела им на дощатый помост. Когда успокоенный обычной просьбой Сидякин взялся за кадку, сделала вид — хочет помочь. При этом, вроде случайно, притиснулась упругой грудью к плечу старшины, потерлась горячим бедром. Заодно ухватила золотую безделушку, спрятала ее между холмиками грудей.

Соскучившийся по женской ласке Прошка оставил в покое кадушку, стиснул девчонку в крепких объятиях. Она тихо пискнула, но не остранилась, наоборот, подставила пухлые губки, выразительно подрожала выпуклыми бедрышками. Повалить ее на вкусно пахнущую солому, задрать юбчонку…

Не получилось. Едва Прошка подхватил девицу на руки и проверил наличие на ней штанишек, в хлев вбежала фрау. То ли следила за сексуальными маневрами дочки, то ли ее предупредил работник. Оттолкнула Марту, что-то приказала и та, застегивая распахнутый ворот блузки и одергивая потревоженную старшиной юбочку, послушно выбралась за ворота хлева.

— Их понимайт, герр официр нужен женщина, — извинительно заговорила хозяйка, положив пухлую ладонь на верх выпуклой груди. — Марта — мэдхен, она нихт понимайт мужчин… Ферштейн?

Старшина расслабился и понимающе кивнул. Все понятно, мать защищает целомудрие дочки, судя по учащенному дыханию, готова самолично заменить ее. Вон как обещающе смотрит то на старшину, то на сено! В принципе, Прошка не прочь отведать перезрелых форм фрау, которая по темпераменту не уступает Марте, а по умению и сноровке, наверняка, превосходит ее.