Запредельное удовольствие (сборник)

Все реже и реже он появлялся дома, с удовольствием ездил в командировки и, если поначалу мучился чувством вины перед Людмилой, то вскоре оно исчезло. Человек неосознанно стремится избавиться сначала от объекта, который вызывает в нем это чувство, а потом и от него самого – с помощью оправданий. Виталий оправдывал себя тем, что много работает ради обеспечения семьи, что Людмила сама выбрала такую жизнь и что он, в конце концов, сохраняет ей верность.

Только вот последний пункт этих оправданий очень скоро исчез – у него появилась секретарь-референт Тамара, сопровождавшая его в командировках. Выпускница иняза, она в поездках за границу была очень кстати для молодого руководителя финансового отдела.

Словом, спустя полгода Виталий собрал вещи и сообщил Людмиле, что уходит. Ждал грандиозного скандала, однако его, как ни странно, не последовало. Людмила лишь спросила, станет ли он помогать им с Наташей материально, и, услышав, что, разумеется, да, облегченно вздохнула. Виталию показалось, что она даже рада остаться без него – не нужно тратить время на «лишнего» человека в доме, хотя оно, это самое время на мужа, и так было сведено Людмилой к минимуму.

Квартиру Виталий оставил жене и дочери, сам же с Тамарой перебрался в новую кооперативную квартиру, на которую мгновенно раскошелился отец. Вот уж кто был счастлив от развода сына! Развели их быстро, и этому тоже поспособствовал Евгений Михайлович. И зажили Виталий с Тамарой совсем по-другому, уже через пару месяцев Виталию прежняя жизнь стала казаться дурным сном.

Деньги он перечислял исправно, даже сверх того, что было положено по закону. Тамара не возражала: им вполне хватало, а за то, что Людмила не навязывала им общение с девочкой, она готова была платить и больше. Покой дороже. Тем более что вскоре у них самих родился сын – красивый и, главное, абсолютно здоровый мальчик. Правда, впоследствии выяснилось, что него слабое сердце, но разве такую мелочь можно сравнить с церебральным параличом?

Виталий полностью окунулся в воспитание сына, и на этот раз делал это с искренним удовольствием. Бывшую семью он совершенно перестал навещать, но содержание не урезал.

Впервые после ухода из семьи он увидел Наташу в день ее шестнадцатилетия: Людмила сама позвонила и сказала, что было бы хорошо, если бы он поздравил дочь лично. Виталий согласился, хотя в душе сильно переживал: как встретят его там, откуда он, если уж быть откровенным с самим собой, сбежал, не выдержав трудностей? А если Наташа его даже не узнает? Не потому, что не помнит, а по причине слабоумия? Он не знал, в каком она сейчас находится состоянии, Людмила на редкие вопросы по телефону о здоровье дочери отвечала кратко и неизменно: «Динамика положительная», но насколько она положительная, эта динамика?

Воображение рисовало ужасные картины: уродливая девочка с большой головой и ярко выраженными чертами дебильности, с текущей слюной… Пытался унять отвращение, но тщетно. Ехал и трясся.

По дороге заехал в магазин, купил шикарный букет роз и набор: колье и серьги в изящной коробочке, красиво мерцавшие на черном бархате. Подарок насколько дорогой и солидный, настолько и бесполезный, потому что вряд ли то существо, которое представлялось Виталию Евгеньевичу, могло его оценить. Руки тряслись, когда давил на кнопку звонка покинутой им больше десяти лет назад квартиры…

Наташа оказалась совсем не такой, какой он ее представлял. Да, не красавица, скорее наоборот, но никакой большой головы, слабоумия в глазах и уж тем более слюны не было. Ходила плохо: ножки кривые, тощенькие, на костыликах, но ведь ходила! И все понимала как абсолютно нормальный человек! Речь немного невнятная, но в целом вполне адекватная девушка. Она встретила его в прихожей, посмотрела пытливо темными глазами, но на шею не кинулась, не смеялась от радости, не обнимала. Его неловкий поцелуй в щеку приняла не слишком охотно. Мельком взглянув на подарок, довольно равнодушно отложила его в сторону, а вот цветам искренне обрадовалась.

Людмила пригласила их за стол. Больше никого в гостях не было. Разговаривая с дочерью, Виталий мучительно искал темы, смеялся невпопад и вообще держался ненатурально. Наташа, оказавшаяся отнюдь не глупой, сразу это почувствовала и где-то через полчаса проговорила:

– Не парься, папа, ты все равно не угадаешь, что я люблю.

– А ты расскажи, я буду знать, – осторожно попросил он.

И девушка стала рассказывать: о своих успехах в домашнем обучении, о стихах, которые сочиняет, о мечте поступить в литературный институт… Любимов слушал с интересом и с удивлением ощущал, что не замечает физического уродства дочери. Его мучила вина за то, что столько лет не видел ее, не наблюдал за развитием и сейчас вынужден по крупицам восполнять о ней то, что знал бы естественным путем. Одно его радовало – Наташа делилась с ним охотно и увлеченно. И он спрашивал – и слушал, слушал…