Запрещённые люди

Зэк набрал из-под крана воду и кинул несколько горстей чая. Получилось «с горкой». Пока он возился с кружкой, его «кореш» скрутил из полос ткани фитиль и достал спички. С нарочито серьёзной понтовитостью зэк одной рукой вынул из коробка спичку, той же рукой ловко её и зажёг, подпалив следом фитиль.

Оба зэка сели на корточки. Беззубый натянул на руку носок, локтем упёрся в ногу и крепко стиснул кружку. Второй рукой он поддерживал напряжённую кисть. Его прыщавый товарищ поднёс ко дну пламя.

Зэки застыли. Казалось, они перестали дышать, медитируя на пламя. Но как только кончик фитиля подгорал, прыщавый выдёргивал пальцами с обглоданными ногтями чёрную окалину и поднимал фитиль, точно выдерживая расстояние от огня до кружки.

Металл нагревался всё сильнее. Мутная плёнка испарины покрыла лоб зэка. Шло время. Зэк не шевелился. Мои ноги затекли, я встал размяться, снова сел и через пару минут встал. Догорал уже третий фитиль. Беззубый закрыл глаза и сжал губы, в миг превратившись в сморщенного старика.

– Если огонь погаснет, – сипло сказал зэк с фитилём, – хана чифиру!

Дым от дров заполнял «сборку», но никто и не думал жаловаться – в тюрьме чифирь свят, да и в табачном угаре доля нашей копоти была невелика.

 Толстый почерневший слой чая чуть провалился и тихо засопел.

- Шепчет, - протянул беззубый, не открывая глаз и растянув сухие губы в улыбке.

Сквозь тяжёлую, взбухшую шапку чая вырывались тонкие струйки пара. Распахни сейчас дверь и объяви о свободе – зеки и не дёрнутся, пока не доведут ритуал до конца.

Чай зашевелился, то оседая, то снова подымаясь над краем кружки грибной лепёшкой.

- Смотри-ка, дышит, родненький - любовно сказал страдалец в носке и качнул кружкой.

Наконец, когда вода под плотным слоем заварки пошла пузырями, зек кинул на пол фитиль и затушил его стоптанным ботинком.

- Ну нихерасе я прозрел! – всхлипнул беззубый, поставил аккуратно кружку и рванул к раковине остужать обожжённую руку.

- Неси свой хапок, килишнуть надо,- крикнул он мне, сдирая с руки носок и облегчаясь от боли под струёй холодной воды.

Это я понял.

Издалека заметив мою литровую пластиковую кружку, «особики» одобрительно зацокали:

- Нормальный литрячок, сиротский!

Они вылили в него тёмную смоляную жижу и тут же перелили обратно. Вытряхнув на пол прилипшие к стенкам чаинки, прыщавый взял наволочку, оторвал от неё кусок ткани и сквозь него профильтровал чифирь, выжав заварку до капли.

- Жалко нифеля,- с сожалением протянул он,- с них бы ещё вторячки поднять.

- Не жиди, чая по-бане у нас,- отобрал тряпку второй зек и кинул её на кучу мусора в дальнем углу сборки.

- Есть барабульки?- спросил он у меня.

- Что? - не понял я.

- Сосульки. Стекляшки, - разъяснил он.

Я молчал.

Прыщавый усмехнулся, тускло блеснув стальным зубом и терпеливо перечислил:

- Карамельки, леденцы, конфетки…

- Монпансье пойдёт?

- Ещё как пойдёт! - загоготал он. - Тащи сюда!

Через минуту мы встали в круг. К нам подошли ещё двое этапников в робе и взяли по «барабульке».

- Угощусь, не против? - спросил для приличия один из них.

- Ну что, братва, попразднуем! – варщик облизнул губы и передал мне кружку с ценным пойлом. - Взрывай!

- А что за праздник? - спросил я, заглядывая в кружку и оттягивая момент.- Амнистия?

Все скривились, будто я сморозил пошлую глупость.

- Это разве повод? Сказка для малолеток, - ответил зек. - Чифирь есть – уже праздник.

Я понюхал жидкость и вспомнил, как в Белоруссии мы с мальчишками убегали из школы в небольшой сосновый бор и варили на костре кору с шишками, играя в голодных партизан. Но вкус чифира оказался ещё хуже.

Едва пригубив, я чуть было не сплюнул жуткую горечь обратно в кружку, и только страх перед расправой удержал мой рефлекс. Если разжевать таблетку парацетамола, она и то окажется сладостью. Проглотить чифирь, мгновенно связавший мне нёбо с языком было выше моих сил и я, сделав вид, что пью ещё один глоток, оставил чифирь под языком.

Моя собратия выглядела куда счастливее и напоминала бывалых наркоманов, дорвавшихся после долгой ломки к заветной дозе. Пока они пили по два традиционных глотка, благословляя блатную жизнь, я протолкнул в одеревеневшую глотку чифирь. Рот наполнился слюной. На втором круге я смог сделать уже оба глотка и, осилив их, выдохнул:

- Да это же яд!

- В точку! - радостно воскликнул зек, отбирая у меня кружку. – И яд в добришко, когда его чуток. В карцере, в тюрьмах и на этапе нет лучшей профилактики туберкулёза, чем ядрёный чифирок.

Он сделал подход к кружке и передал её дальше по кругу:

- Всем плевать сдохнешь ты от тубика или нет, а ты пей чифирь раз в неделю и сам плюй на всех. И всё будет ништяк! Но не часто, а то станешь таким же чифиристом, как они, - кивнул зек на «собутыльников». - Сначала простишься с клыками, потом с печёнкой и желудком. Чифирь – как наркота, быстро на него подсядешь.

Слушая его, я пил ещё и ещё, круг за кругом, стараясь касаться губами тот край кружки, где, как мне казалось, было чистое от незнакомцев место.