Запрещённый приём (ЛП)

Я стояла посреди притихшего леса, стараясь не напрягаться, а наоборот вальяжно привалиться к дереву и кустам вокруг него. Если ты напрягся, ты привлечешь внимание хищника, а именно его я и чувствовала. И отнюдь не из-за вампирских меток или моих внутренних зверей. Это было одно из тех чувств, которые я словила много лет назад в лесу со своим отцом, когда мы напоролись на пуму. Пумам нечего делать на Среднем Западе, но иногда они туда забредают. От дикого животного тебе не спрятаться. Их органы чувств куда круче твоих. Так что пошуми как-нибудь и дай им понять, что они не могут к тебе подкрасться. Большинство хищников, которые нападают из засады, сдаются, если понимают, что элемент неожиданности утрачен.

— Я знаю, что ты здесь, Олаф. — Позвала я.

— Ты не слышала меня. — Произнес он из-за своего лесистого укрытия — так близко ко мне, что я аж подпрыгнула. Ничего не могла с собой поделать. — Ты не видела меня. — Он казался озадаченным, когда вышел наружу и выпрямился во весь рост.

Я хотела спросить, не полз ли он по-пластунски, чтобы подобраться ко мне так близко, но не хотела признавать, что он умудрился оказаться буквально в двадцати футах от меня (6 метров — прим. переводчика). Пульс подскочил мне в глотку и забился так сильно, что стало трудно дышать. От Олафа мне этого не скрыть — слишком он близко. Он почует мою панику. Так что я позволила своему страху превратиться в гнев, потому что я всегда предпочитаю злиться, а не бояться.

— Чего ты хочешь, Ол… Отто?

— Тебя. — Ответил он.

И вот я уже не была ни зла, на напугана. Я просто устала от его игр.

— Я сама на такой ответ подставилась, да?

Он нахмурился.

— Ты была напугана, потом разозлилась, а теперь ты пахнешь… нейтрально. Почему?

— Даже я не всегда могу сказать, что именно чувствую, так что понятия не имею, как объяснить это тебе.

— Это звучит бессмысленно. — Заметил он.

— В эмоциях, как правило, нет никакого смысла.

— Должно быть, это ужасно — находиться во власти чего-то настолько нелогичного.

— Иногда. — Согласилась я.

— Я знаю, что должен хотеть испытывать весь спектр эмоций, как это делают остальные, но я не хочу.

— Ты думал когда-нибудь о том, чего лишаешься? — Поинтересовалась я.

— Разве другие об этом не думают?

Я кивнула.

— Большинство думает.

— А ты?

— Что — я?

— Думала ли ты когда-нибудь о том, каково это — испытывать меньше эмоций и быть социопатом?

— Иногда. Какое-то время я и себя считала социопатом, пока не узнала поближе тебя. Оказалось, что это куда более умиротворенное чувство, чем большинство из нас считает.

— Гораздо более умиротворенное. — Произнес он, внимательно меня изучая. — Как ты поняла, что я здесь, если не слышала меня и не видела?

— Может, я тебя почуяла.

— Я был с наветренной стороны, а не с подветренной.

— Я тебя почувствовала.

— Ты не видела меня, не слышала и чувствовала мой запах. Я был слишком далеко, чтобы ты могла коснуться меня или попробовать на вкус. Других вариантов нет.

— У тебя теперь биформа есть, Отто. Ты не хуже меня знаешь, что существует больше пяти чувств.

Он уставился на меня, я пялилась в ответ.

— Ты боялась меня в комнате, наполненной людьми, а сейчас мы одни в лесу, но ты не напугана. В этом тоже нет никакой логики.

— Свидетели защищают нас обоих, Олаф.

Он нахмурился, а потом улыбнулся. Эта улыбка казалась настоящей, как будто он был искренне счастлив.

— Ты мне угрожаешь.

— Просто объясняю.

— Ты веришь, что способна выхватить ствол, прицелиться и выстрелить раньше, чем я окажусь рядом с тобой?

— Понятия не имею, но если ты рыпнешься, мы это узнаем.

Я выдохнула и позволила своему телу ощутить внутри тишину. Она была подобна белому шуму — пустому и умиротворенному. Так я себя ощущала каждый раз, когда убивала. Я никогда особо не задумывалась над тем, что мне оно надо, но сейчас, когда я стояла и смотрела на Олафа в окружении деревьев, я не пыталась скрыть того, что происходит в моей голове. Я знала: если кто и поймет, так это он.

— Ты продолжаешь удивлять меня, Адлер.

— Хорошо. — Произнесла я тихо и уверенно.

Рука у меня висела свободно, в непосредственной близости от сорок пятого, но тут я вспомнила про винтовку. Все, что мне нужно было сделать, это чуть передвинуться, чтобы она оказалась у меня в руке. Я и прицелиться смогу, и выстрелить. Пальба не будет такой чистой, как в случае с пистолетом, но я успею ранить Олафа еще до того, как прижму приклад к своему плечу. А как только винтовка окажется там, я уж точно смогу его добить. Это план подействовал на меня успокаивающе, так что я больше не чувствовала ни страха, ничего вообще. Интересно, Олаф большую часть времени себя так чувствует? Довольно умиротворяющий способ существования. Пустоватый, конечно, но умиротворяющий. Наверное, трудно чувствовать себя умиротворенно, когда тебя что-то ебет.

Он стоял очень спокойно, расположив руки так, чтобы мне было видно, что он безоружен.

— Еще не время прояснять для нас этот вопрос, Анита.