Запрещённый приём (ЛП)

Я не знала, была Мэнди второй хостесс или нашей официанткой, но она взяла у первой девушки меню и мы последовали за ней, лавируя между столиками и диванчиками. На первый взгляд это заведение показалось мне тесноватым, но мы все шли и шли, минуя несколько помещений, пока, наконец, не обнаружили Ливингстона, сидящего у стены на диванчике, который изгибался подковой. Рядом с ним была темнокожая женщина в черном пиджаке от костюма. Ливингстон обнимал ее за плечи, а их лица находились так близко друг к другу, что густые черные волосы этой женщины, когда она наклонилась, скрыли не только ее лицо, но и часть лица Ливингстона. Ее рука с идеальным алым маникюром нежно поглаживала его по щеке. Ту часть его лица, которую я видела, озаряла улыбка.

Он отстранился, и профессионализм пролился на него так, словно он вдруг надел другой костюм. Минуту назад мы были свидетелями романтичных обнимашек, но сейчас перед нами вновь предстал капитан Ливингстон.

— Памела, ты помнишь Кейтлин?

Памела подняла глаза и улыбнулась. Помада была того же оттенка красного, что и ее ногти. Черный пиджак обрамлял ее хрустящую белоснежную рубашку, а на отвороте виднелся золотистый бейджик с надписью «Менеджер». Теперь понятно, как нам удалось получить столик в такое время.

— Ну конечно я ее помню. — Произнесла Памела, выбираясь из-за столика. Диванчик был глубокий, но Памела справилась без труда. Я бы даже сказала, что она сделала это изящно. Сама бы я выбиралась из-за этого столика с грацией пятилетнего ребенка. Когда Памела выпрямилась, она оказалась ростом порядка шести футов (182 см. — прим. переводчика). Длинные ноги наверняка способствовали ее ловкому маневрированию.

Она любезно пожала руку Кейтлин. Я заметила на Памеле красные дизайнерские сандалии без каблуков — в тон помаде и ногтям, так что рост у нее был именно такой, каким казался. Волосы у нее были такие же черные, как и у меня, но текстура и форма прически отличались. Я понятия не имела, какими уходовыми средствами она пользуется, но ее волосы лежали идеально, едва доставая до плеч, и смотрелись очень аккуратно. Может, я ошибалась, и волосы Памелы в своем естественном состоянии не были такими же курчавыми, как мои, но я никогда не встречала людей с таким цветом кожи и такой внешностью, у которых не было бы как минимум таких же кудрявых волос, как у меня.

Ливингстон выбрался из-за столика с другой стороны, чтобы познакомить нас всех с Памелой. Только когда очередь дошла до меня и я пожала ей руку, глядя в эти большие карие глаза, я поняла, насколько умелым и неброским был ее макияж, за исключением помады. Однако благодаря урокам стиля от Жан-Клода я знала, что красные оттенки дарят тот самый необходимый мазок цвета, который выгодно оттеняет черно-белые костюмы. Встреча с Памелой лицом к лицу также дала мне прочувствовать вес ее личности, который моментально поднял ее с планки «симпатичная» до планки «красивая», так что я невольно улыбнулась ей, когда мы пожали друг другу руки.

Единственным, кто не улыбнулся ей в ответ, был Олаф — он нахмурился, а это значило, что он заметил ее красоту, ее личность или что там еще, но не захотел проникнуться этим. Или, может, ему просто не нравились высокие, а я перегибаю палку с проекциями.

— Я вас оставлю, чтобы вы могли обсудить дела, но если это не вопрос жизни и смерти, лучше тебе заглянуть ко мне потом и поцеловать меня на прощание.

Ливингстон улыбнулся. На нем уже были следы ее помады.

— Если ничего не случится, ты знаешь, что загляну.

Памела стерла следы своей помады с его губ большим пальцем, и это был до странности интимный жест. Мне вдруг стало грустно от того, что я сама без помады, а все мои любимые слишком далеко от меня, чтобы я могла оставить у них на губах ее след. Какие странные вещи могут заставить тебя скучать по дому и близким. В этот момент мне ужасно хотелось оказаться в Сент-Луисе.