Запрещённый приём

Бобби обнял Эйнжел и поцеловал ее в щеку, она ответила ему тем же. Когда он подошел ко мне, то наклонился, чтобы я могла зарыться лицом в изгиб его шеи — так же, как это было в клетке, когда нас едва не застрелили. Кожа у него была теплой, она пахла мылом, шампунем, а также его собственным запахом, но подо всем этим был слабый флер леопарда. Мой собственный леопард поднял свою голову из глубины моего сознания, мелькнув темно-золотыми глазами, после чего она втянула носом воздух, вдыхая запах леопарда Бобби. Он нам нравился, но я поняла — мы поняли, — что чувствуем сейчас не только его леопарда. Я обернулась, все еще обнимая Бобби, чтобы увидеть в дверях Пьеретту, которая почти полностью скрывалась за Олафом. Ее леопардовые глаза мелькнули зеленым до того, как она надела солнечные очки, чтобы спрятать глаза зверя на своем человеческом лице.

Бобби втянул носом воздух, и я услышала, как он сопит рядом с моим лицом, выискивая источник запаха или подтверждение, что это была не я. Его движение рядом с моей шеей было щекотным, так что я хихикнула и съежилась перед тем, как отстранилась от него, посмеиваясь. Жар танцевал на моей коже, но он исходил не от Бобби.

И не от Эйнжел, которая стояла в коридорчике, достаточно далеко от нас. Это был запах выгоревшей травы и сухой почвы, истосковавшейся по дожду под безжалостным солнцем. Некоторые внутренние звери пахли местами обитания своих изначальных сородичей, а не шкурой и мехом — львы были как раз из таких. Я покосилась на Олафа, но на нем были солнечные очки, так что его глаз я не видела и не знала, поменялись ли они на глаза его зверя.

Бобби поежился рядом со мной, потирая свои предплечья.

— Что это было?

Тот факт, что он не понял, что происходит, и ему пришлось об этом спросить, означал одно из двух — либо он слишком слаб, либо у него не было опыта взаимодействия с другими оборотнями. Вероятно, и то, и другое. Олаф развернулся и вышел из комнаты, забрав свою танцующую на коже энергию вместе с собой.

Пьеретта запнулась в дверях, как будто едва успела дать ему пройти так, чтобы он в нее не врезался, но я знала, что он к ней не прикоснулся. Вот дерьмо. Теперь, когда Бобби был в безопасности, она решила, что сладкая ловушка для Олафа вновь стала актуальна?

Олаф замер рядом с наружней дверью. Кастер и Миллиган стояли в одной части комнаты, слегка расслабив руки, ногами же они напряглись так, словно собирались пустить первую кровь. Энергия Олафа вспыхнула жаром через все помещение, так что моя львица начала принюхиваться, втягивая носом горячий запах его льва. В напряженный воздух пролился запах волка и гиены, но наши волки дома пахли иначе. Они были родом из густых, вечнозеленых лесов, где почва укрыта листьями под прохладной сенью деревьев. Этот волк пах пустыней — выжженной и сухой. У гиены был похожий запах, как будто они были земляками — впрочем, так и было. На Миллигана и Кастера напала одна и та же стая вервольфов на Ближнем Востоке, и в этой стае была как минимум одна полосатая вергиена, в то время как стандартный вид для этого верживотного был пятнистым (пятнистые гиены родом из Африки, а полосатые также обитают в Азии — прим. переводчика).

— Теперь, когда ты спасла ему жизнь, мы можем, наконец, обсудить другие вещи. — Произнес Олаф.

Хотелось бы мне сказать, что я понятия не имела, о чем идет речь, но он уставился на меня, опустив очки достаточно низко, чтобы я увидела, что глаза у него горят оранжевым, и моя львица скользнула вперед. Она глубоко втянула его запах и очень серьезно подумала о том, что нам пора было решить, кто он для нас — убийца львят или претендент на место нашего короля. Я сосредоточилась и постаралась мысленно объяснить своей львице, что дома меня ждет достаточно королей. Рядом с ней в темноте стоял кто-то еще. Он был огромен — даже по сравнению с ней, и у него была густая темная грива. Моя львица отлично знала, чего она хочет, и все, что ей было нужно от меня, это чтобы я решила, способен ли большой парень, стоящий в дверях, исполнить ее желание.

Олаф втянул запах, которым наполнилась комната.

— Где здесь лев? Я чувствую его.

Я уже открыла рот, чтобы объяснить ему, что это была я, но меня опередил голос в дверях позади Олафа:

— Прямо за тобой.

Это был Никки.

73

— Не ты тот лев, которого я чувствую. — Ответил Олаф, поворачиваясь так, чтобы одновременно следить и за Никки, и за двумя «котиками».

Теперь настала очередь Никки вскинуть подбородок и глубоко вдохнуть воздух, заполнивший комнату. В движении Олафа не было ничего человеческого, как, впрочем, и в движении Никки. Когда это сделал Олаф, я насторожилась, но не тогда, когда это сделал Никки. Его-то я любила, а Олафа я, вроде как, боялась, из-за чего могла судить предвзято. Странно, но как только я это поняла, мне стало легче с ними обоими. Или, может, просто моя львица не хотела на них злиться. В этой комнате были два крупных самца, которые могли воплотить в реальности ту тень, которую она создала внутри меня. Она так уже делала — словно показывала мне свое желание.