Запрет на тебя

Сзади меня разливается будоражащий, лишающий остатков разума смех.

– Планы поменялись, ведьма.

– А мои – нет! Я так не хочу!

– Ты еще не понимаешь, чего хочешь, Марина, – расчетливо льется очередное убеждение. Он не сомневается ни на секунду. Он… Он уже предвкушает то, что нас ждет. А мне просто страшно. Очень страшно! Особенно когда Даня выдыхает: – Готовься, Чаруша. Доведу тебя до беспамятства.

Боже, зачем я только приехала сюда? Боже…

Дергаюсь. Вырываюсь. Подаюсь вперед. Встаю на колени. Сдавленно пищу, когда чертова кровать начинает кружиться, словно долбаная карусель.

– Что ты делаешь? – спрашивает и ржет Даня. Поймав меня руками, прижимает и присаживает на свой член. Сдохнуть, какой он большой! – Куда ты бежишь, Динь-Динь? – хрипит приглушенно. – У тебя по ногам течет.

Чувствую, конечно. Густые соки моего безумного возбуждения тянутся по внутренней поверхности вязкими и липкими полосками.

– Уф, – грубо выдыхает Даня, кусая меня за шею. Рукой лобок накрывает. Будто выжимая, сминает мою киску пальцами. Настолько жестко, что, кажется, фиолетовые отеки оставит. А меня пробивает… Пробивает огненными стрелами удовольствия. – Уф… Уф, вот это писюха… Я хуею, Чаруша… Е-е-е… Я от тебя зверею… Ебать тебя не переебать… – и толкается.

Толкается мне между ног. Прогоняет раскаленный член по моей влаге. Напоминая про свои размеры, пугает до чертиков.

– Пусти, Дань… Пожалуйста, пусти…

– Сейчас нет. Нихрена, – прохрипев это, опрокидывает меня на спину.

Подтягивая, заставляет упереться пятками в край кровати. А там… Звенят какие-то цепи и мои щиколотки сковывает холод металлических браслетов. Закрепляет ноги крепко, сдвинуть их я уже не могу. Выбрасывая истерическими рывками воздух, пытаюсь сесть. Но Шатохин тут же толкает обратно. Припечатывает к матрасу и фиксирует кожаными ремешками мои запястья.

Ошарашенно моргаю, когда он инициирует зрительный контакт.

– Не дергайся попусту, Динь-Динь. Кожу сотрешь.

Какая кожа? Какая, к черту, кожа, если мне срывает от давления башню?

– Что ты делаешь? Дань… Дань! Что ты собираешься делать?!

Он ухмыляется. Глаза будто психотропными веществами одурманенные. В ближайшие часы достучаться не получится. Понимаю это, и новая волна паники с шумом выталкивает из моей груди воздух.

Едва он только покидает мой рот, Шатохин наклоняется.

– Трахать тебя собираюсь, Динь-Динь.

– Дань-Дань…

– Дай-дай.

Взгляд в меня – парализующе. Пальцы на подбородок – жестко. Язык по распахнувшимся губам – размашисто.

Слюна. Много слюны между нами. Делимся, вырабатывая в порыве дичайшего голода больше и больше.

Я ведь отвечаю.

Да, Боже… Да!

Присасываемся с обоюдным рвением. Сталкиваемся языками. Бьемся ими, сплетаемся и отчаянно сосемся. Слюна вскоре на шею стекает. Везде ее чувствую. И вкус его… Боже, так много его уникального вкуса. А мне все мало. Кусаюсь, постанывая. Раз, второй, третий… Одурело захватываю его язык. Даня рычит, ловит зубами мою губу и принимается буквально трахать мой рот.

– Когда так мой член сосать будешь, а? – выдыхает, опаляя взглядом.

– Скоро… – единственный ответ, который мне удается придумать под напором этих глаз.

Шатохин усмехается и ускользает. Впивается с такой же звериною лаской мне в шею. Я вскрикиваю и пытаюсь сжаться в комок. Но оковы заставляют оставаться полностью открытой и терпеть весь шквал обрушивающегося наслаждения. Даня кусает, лижет, терзает и ранит мою кожу. Стремительно доходит до груди. И там уже сущий ад начинается. То, о чем я умоляла. Этот дьявол своей бешеной похотью доводит меня до исступления. Пару минут спустя мои соски пылают огнем.

– Еще… Боже, еще… – хнычу я.

Выгибаясь, со звоном натягиваю оковы. Ноет ведь смертельно. Сладко-сладко. Потрясающе. Мое тело будто эхом расходится. Сотнями размноженных теней. Настолько сильной ощущается бьющая меня дрожь.

Но Даня отрывается и, оставляя разбухшие соски на беспощадную волю прохладного воздуха, прокладывает влажную дорожку вниз. У меня там пожар и потоп. Все стихии сразу схлестнулись.

Чувствую, как много этой слизи. Течет по ягодицам вниз. Плоть, пульсируя, молит о разрядке. Я вновь слезливо постанываю. А ощутив горячий выдох Шатохина, с громким вскриком лихорадочно дергаюсь.

– Ох, блядь… Вот это прилив, Чаруша, – выдает приглушенно, жутко смущая меня. И еще мощнее распаляя. – Пахнешь похотью… – практически невесомо языком касается, а меня сотрясает разрядами. – С-с-сука, как же вкусно ты пахнешь… Моя горючая самочка… Спалим все, нахрен… Моя девочка… Моя…

– Да, Данечка… Да… Давай спалим!

Новый стон у меня выбивают вибрации его смеха по моей накаленной плоти.

– Ебать, ебать… – протягивает с тем же разгульным весельем. – Сюда иди, моя ты ебабельная киса…

Мне, конечно же, идти никуда не нужно. Выталкивая этот пошлый призыв, Даня сам прижимается к моей истомившейся плоти ртом.

С такой силой конвульсиями ломает, сходу кричу. Скручивает изнутри, будто наизнанку выворачивает. Душу так точно выкидывает наружу.

Даня вылизывает с одуряющим аппетитом, а меня кружит вовсю. Боже, как же круто меня кружит!

Я в бреду. Я в агонии. Я умираю.