Я и кричу, и стону, и на всяк лад дергаюсь… Забываю обо всем. Хорошо, что Даня контролирует ситуацию. Без его помощи я бы свалилась с дьявольского колеса чудес, и даже не заметила.
Судорожное сжатие мышц ануса вокруг пробки продлевает и доводит мое блаженство до невообразимых амплитуд. Если бы Шатохин фиксировал успех своего задания, подозреваю, что все допустимые границы были бы пройдены мной.
Когда мы благополучно спускаемся вниз, и я оказываюсь перед ним на коленях, я все еще чувствую себя пьяной от любви.
– А как твоя энергия называется? – спрашиваю, придерживая пальцами разбухший до предела член. – Мужская…
– Шива, – шипит Даня, покусывая губы.
– Красиво…
– Приступай.
В этот раз процесс не ощущается таким шокирующим. Я просто выкатываю язык, беру член в рот и принимаюсь его посасывать. Мне нравится и его запах, и его вкус, и его божественная сила.
Жаль, вдоволь насладиться не успеваю. Даня стягивает в кулак мои волосы, грубо выдыхает мое имя и мощно кончает мне в рот.
– Обожаю тебя, Маринка… Обожаю…
– И я тебя, Дань… – шепчу задушенно, потому как он, очевидно, только ради моего ответа вытаскивает из меня член.
И лишь после этого помогает мне, наконец, избавиться от чертовой пробки.
Как и в прошлый раз, нежимся вместе в джакузи. Как и в прошлый раз, и там доставляем друг другу удовольствие. Как и в прошлый раз, на выходе ссоримся.
– Почему я не могу остаться?
– Потому что я ни с кем свою постель не делю, – высекает безапелляционно, натягивая на ходу вещи. – Кроме того… Не хватало еще, чтобы тебя хватились родители, – отводит взгляд, как будто ему резко стыдно становится. – Ну, или Чара…
Стыдно за связь со мной!
Мое сердце напитывает боль, словно губка – воду. Разбухает, тяжелеет и грозится сорваться с биологических тросов.
– Никто меня не хватится, – выталкиваю сердито, не в силах скрыть обиду. – Я сказала всем, что ночую у Янки.
– Ну, вот и ночуй у Янки, – парирует абсолютно равнодушно.
И меня, конечно же, накрывает.
– Вот так, значит?! – ору я.
– Как, Марин?! – рявкает он в ответ.
– Ты реально не понимаешь?!
– Нет, не понимаю, – разводит руками.
Мало того, что не понимает. Ему еще и пофигу, что я чувствую.
– Окей! – заключаю я крайне взвинченным тоном. – Вези тогда меня на нашу дачу.
– Зачем на дачу? – только сейчас конкретно так теряется в своем долбаном самообладании.
– Потому что Янки дома нет, – якобы спокойно отражаю я. – Она еще вчера на Занзибар улетела.
– Ну, блядь… – выпаливает Даня, как тот самый огнедышащий дракон. Взглядом меня тоже сжигает. – Не останешься же ты на этой гребаной даче в одиночку?
– Хм… – хмыкнув, задираю нос. – И почему это не останусь?
– Марина… – сочный гневный выдох-предупреждение.
Это кто еще нарывается?!
– Ладно, Дань… – улыбаюсь, вроде как, миролюбиво. – Ты так долго раскачиваешься, я устать успела! Уж как-нибудь сама доберусь, пока ты думаешь здесь.
– Марина…
О-о-о… Боже…
Больше гнева! Больше жести!
– Чао, Дань!
– Марина, блядь…
И выйти я, конечно же, не успеваю.
25
Не смеши, наивняк…
Абзац. Беспросветная тупость.
Сука, что я вообще творю? Зачем остаюсь с ней на этой гребаной даче? Где мои мозги? Мертвый груз в башке. Тупой спам. В нужный момент ничего полезного.
Даже при учете, что я больше не сорвусь и не буду ее трогать, наше пребывание здесь вдвоем дурно пахнет. Нет, раньше я часто «нянчил» мелкую кобру, но это всегда было в ответ на просьбу кого-то из Чарушиных, и, естественно, мы никогда не находились в доме одни. Присматривал за всеми девчонками Чарушиных одновременно. И напряжения тогда никакого не ощущалось. Сейчас же… Сейчас, сидя перед телевизором с одной Маринкой, чувствую себя так, словно под нами диван горит.
Нервная система в моем организме превращается в колючую проволоку. И по ней, конечно же, несется ток.
– Хорошо, что ты остался, – выдает тем временем Маринка.
Закинув в рот сразу несколько штук своего любимого шоколадного драже, стынет на мне взглядом. Хорошо, что в том неясном освещении, которое сейчас дает плазма, увидеть выражение глаз проблематично. В остальном же… Лицо я держу.
– Хорошо? А чё вдруг? – иронично хмыкаю, упорно не желая принимать благодарность, которую кобра выражает интонациями. – Полчаса назад ты меня с визгами к черту гнала.
Маринка… Она, блядь, выкатывает нижнюю губу и строит ту мимими-гримасу, против которой мой контроль всегда, не прощаясь, валит на хрен.
– Ну, извини… – протягивая это, пододвигается ближе.
– Лады, – резко выдыхаю я.
Съезжаю бедрами к самому краю дивана и вроде как свободно откидываюсь на спинку. На самом же деле с трудом сохраняю неподвижность. Охота если не подорваться и бежать, то хотя бы в нервном припадке заерзать на подушках.
– Жуткая гроза… Наверное, надолго, – высказывая это предположение, Марина жмется мне под бок и опускает на плечо голову.