Запрет на тебя

Что за хуйня? Что, блядь, за хуйня?!

Мне от прочитанного самому тошно становится. Да так, что впору вырвать!

Что она узнала? В чем копалась?

Какой план? На хрена? Что ей, блядь, от меня нужно?

Пытаюсь продышаться и забыть. Но правда в том, что внутри меня разворачивается ужас. Настоящий, мать вашу, ужас! Который я расщепить и понять неспособен.

Захлопываю ящик Пандоры. Шатаясь, пячусь назад.

– Дань, – вспарывает пространство радостный голос. – Как хорошо, что ты проснулся!

Сглатывая, поворачиваюсь.

– Марин... – с трудом из себя выталкиваю.

– Я уже очень голодная, Дань! Давай, пожалуйста, поедим.

– Марина, – усиливаю давление настолько, что она вздрагивает. – Оденься. Мы едем в город.

30

Говоришь так, будто это действительно просто.

© Даниил Шатохин

Втопив педаль газа в пол, гоню в город на бешеной скорости. С Маринкой не разговариваем, пока она не скручивает регулятор громкости музыки до нуля и не выдает:

– Ты задумал что-то конкретное?

Поворачивая голову, диким взглядом на ней стопорюсь. На самом деле я сам не знаю, что собираюсь делать и куда именно ее везу. Суть в том, что поразившая мое сознание мысль, будто Маринку от меня тошнит, заставляет подыхать. Горят мои мозги, горит мой грудак, горит моя утроба – горит весь организм. А с ним каким-то необъяснимым образом корчится та сама черная-черная душа.

Глаза жжет. Сердце отбивает дикий ритм.

И чем дольше я смотрю на Чарушину, тем хуже мне становится. Пылающее тело словно розгами сечет. Прорывая кожу, уникальным ядом мышцы разит. Отравляет в моем гребаном организме каждую чертову клетку.

Не знаю, каким образом, но в объятом адским пламенем мозгу всплывает не совсем адекватная информация: Маринка мечтала о парных наколках со мной до того, как поднялась некая грязь.

Актуально ли это теперь, когда она что-то там знает? Тошнит ли ее от меня сейчас?

Мне нужно понять. Похрен зачем. Просто нужно. Без этого понимания я сдохну. И с ним – тоже. Но лучше страшно и быстро, чем долго и мучительно.

– Давай набьем парные татухи, – заношу топор над собственной шеей.

– Прямо сейчас? – отзывается она, покусывая губы.

Я с трудом заставляю себя следить за дорогой, а не тупо непрерывно жечь ее своим абсолютно нездоровым интересом.

– Да, – умудряюсь одно это короткое слово порвать на хриплые звуки. – Прямо сейчас, Динь-Динь. Знаю мастера, который примет.

– Хм… – выдает она после паузы.

Стекла в Гелике с двух сторон опущены. Летающий по салону ветер играет Маринкиными волосами, то и дело подбрасывает светлые пряди и разносит их одуряющий аромат. Я поглощаю его и с каждым вдохом все ярче разгораюсь.

– Так что? – подгоняю, впиваясь в Чарушину очередным затяжным взглядом.

Она вдруг улыбается.

– Согласна, Дань! – выпаливает как-то чересчур на кураже. Пока внутри меня срабатывает, наконец, сраная противопожарная система, заливая тело пусть кипятком, но все же спасительным, моя ведьма даже торжествующе руки вверх вскидывает. – Тумц, тумц, тумц, – прется кайфуша, выписывая по моему салону танцевальные круги. А после откидывает голову и как выдаст своим чистейшим флейтовым регистром: – Юху-ху-ху-у-у!

Butterfly cry[9], блядь.

Сам не осознаю, в какой момент разбиваю эти нежные ноты своим смехом. Агония отпускает, Чаруша заряжает – вот это и происходит. Я не сопротивляюсь. Единственное, возвращая основную часть контроля, должным образом фокусируюсь на дороге.

Нет, не тошнит ее от меня. Сейчас не тошнит.

Прав был ночью – принимала.

Только почему? Зачем? Должен ли я это остановить?

Блядь, конечно, должен. Но как? Каким, мать вашу, образом?

Еще немного… Погорим еще немного. Уверен, это пламя потом само собой затухнет. И мы просто спокойно разойдемся в разные стороны.

– А что бить будем, Дань? – спрашивает Маринка пару минут спустя. – Можно я выберу?

Скашиваю на нее взгляд, зачем-то свое условие выставляю:

– Вместе решим.

И не потому, что я слишком серьезно к татухам отношусь. В конце концов, в нашем веке их свести так же легко, как и наколоть. Эта шняга – очередное баловство Чаруши. Но я зачем-то планирую разделить с ней этот процесс.

Смотрю на дорогу, когда взгляд неосознанно падает на руль. Точнее, на правую руку, которой я придерживаю колесо снизу. На мизинце так и поблескивает обод кольца.

Забыл о нем. Потому и не снял до сих пор.

Дома закину куда-нибудь… Куда-нибудь подальше.

– Как насчет Инь и Ян, Дань? – подкидывает идею Марина. – Это ведь из буддизма? Женское и мужское начало…

– Туфта, – выталкиваю я, прежде чем даю себе команду заткнуться. Смотрю на Чарушину и за каким-то хером вскрываю то, что обычно стараюсь держать в себе: – То, что ты повторяешь, это крайне поверхностная популярная теория. Но на самом деле все гораздо глобальнее. Инь и Ян – это два противоположных энергетических начала. Добро и зло. Темная и светлая стороны.