Запрет на вмешательство

Мне становилось все очевиднее, что прорыв выдыхается, но наша «колонна особого назначения» все еще продолжала беспрепятственное движение на юг. Далеко позади осталась захваченная сходу Владимировка. Всюду, где мы шли, виднелись следы ожесточенных боев – сгоревшая техника, тела погибших красноармейцев и гитлеровцев, огонь и дым пожаров. Как я понял, генерал Музыченко вел нас в район севернее Первомайска. То ли командарм мне все-таки не поверил, то ли надеялся, что восемнадцатая армия нанесет контрудар навстречу прорывающимся войскам.

Периодически мы натыкались на дезорганизованные группы немецкой пехоты, пытавшиеся обстрелять колонну. Красноармейцам из охранной роты приходилось спешиваться и расчищать нам путь.

К рассвету ударные группы вышли к реке Ятрань, преграждавшей им дальнейший путь на юг. К этому моменту наиболее удобные переправы и броды контролировались немцами, быстро осознавшими эффективность применения зенитных скорострелок против пехоты и техники идущих на прорыв армий. Форсировать реку красноармейцам все же удалось, но понесенные за ночь потери в людях и технике, помноженные на все возрастающее сопротивление немцев, привели к дроблению колонн и превращению единого прорыва в удар растопыренными пальцами. Каждое еще сохранявшее боеспособность подразделение уже никак не взаимодействовало с соседями и не получало никаких приказов от командования, ведомое одним лишь желанием прорваться к своим, независимо от того, что творится вокруг. Но рвущихся на юг войск было все еще очень много, и среди них имелись настоящие лидеры, такие, как комдив Соколов, сохранявшие вокруг себя какое-то подобие организованных боевых групп. Последним отчаянным усилием они захватили село Емиловка, являвшееся конечной точкой в плане прорыва, но на этом их боевой порыв окончательно иссяк, а впереди все еще не было никаких признаков войск Южного фронта.

С рассветом проблемы начались и у нашей колонны. Передовые группы пробивали себе путь, но совершенно не заботились о флангах и об удержании коридора, через который могла бы пешим порядком выйти из кольца основная часть окруженных войск. Немцы вовсю этим пользовались, вновь беря под контроль высоты и населенные пункты, из которых их только что выбили русские, прокатившееся на юг неудержимой лавиной, не считаясь ни с какими потерями.

Положение взвода ПВО в середине колонны приносило сплошные неудобства. Картинка со спутника давала мне полное представление о приближающихся немецких отрядах, но предупредить о них генерала Музыченко я не мог. Пехота и танки пока неплохо справлялись со слабыми заслонами на нашем пути, но с каждым часом сопротивление становилось сильнее и организованнее.

Первый немецкий самолет появился в небе спустя минут сорок после восхода солнца. Впереди по нашему курсу на высоте около трех километров показался «Фокке-Вульф» Fw 189, за свою необычную форму прозванный красноармейцами «рамой». Немцы же называли его «летающим глазом» за высокую эффективность в деле воздушной разведки. Самолет немного снизился и заложил широкий круг над полем разворачивающегося сражения.

В том, что этот незваный гость обнаружит нашу колонну, у меня не возникло ни малейших сомнений, но я не собирался давать ему спокойно следить за нами и наводить на нас артиллерию.

– Останови! – приказал я водителю бронеавтомобиля, и как только БА-6 замер, выпрыгнул из кабины. – Взвод, стой!

Танки и грузовики первого взвода охранной роты продолжали ехать вперед, несмотря на нашу остановку, а все машины, следовавшие за нами, вынужденно остановились.

– Первое орудие к бою! – приказал я, несмотря на возмущенные возгласы командира стрелкового взвода, чей грузовик остановился прямо за нами.

Расчет бросился было разворачивать опорные станины, но я приказал: «Отставить» и забрался на сиденье наводчика. С относительно ровной поверхности 61-к могла стрелять в режиме одиночного огня и из походного положения.

Советская 37-мм автоматическая зенитная пушка образца 1939 года (61-К). Дальность стрельбы до 4000 м осколочно-трассирующими снарядами. Скорострельность до 170 выстрелов в минуту.

– Заряжай.

– Что происходит, младший лейтенант? – подбежал ко мне командир второго взвода охранной роты.

– «Раму» видите, товарищ лейтенант? – указал я на неспешно кружащий километрах в трех от нас самолет.

– Ну, вижу, и что? Ты в нее стрелять, что ли собрался? Отсюда?

– Если оставить все, как есть, нас минут через пять накроют немецкие гаубицы или чуть позже налетят «лаптежники» с «мессерами». Так что давайте, товарищ лейтенант, вы будете заниматься своим делом, а я – своим, – спокойно ответил я, вращая механизмы наведения.

Лейтенант пытался сказать что-то еще, но я его уже не слушал. Обойма из пяти снарядов с характерным щелчком вошла в приемный короб. Лязгнул затвор. Все – зенитка готова к стрельбе.