Запретная любовь

Джемиле не отвечала. Внутри были шёпот и возня. Что просходило? Почему Джемиле убежала и хотела спрятать от неё комнату и тех, кто в ней? Вдруг Нихаль потеряла терпение. Она обязательно хотела увидеть и понять.

— Джемиле! — сказала она. — Почему ты заперла дверь? Думаешь, я не видела, как ты туда заходила?

Пока двери продолжали быть закрытыми, у неё будто что-то давило внутри. Иногда у Нихаль вдруг возникало такое любопытство, которое заставляло её плакать и топать ногами, если сразу его не удовлетворить. Она постоянно трясла, поворачивая, ручку двери и, задыхаясь, кричала:

— Джемиле! Джемиле! Почему не открываешь?

Внутри будто шёпотом совещались. Было слышно, как что-то закрылось. Потом Нихаль вдруг почувствовала, что чья-то рука коснулась двери, ключ медленно повернулся в замке и дверь открылась.

Все были там: Шакире Ханым, Несрин, Шайесте, Бешир, Джемиле… Они смотрели на неё с несчастным видом, будто были пойманы во время большого преступления. Нихаль сначала не поняла. Потом увидела опущенные шторы в комнате, снятый с пола свёрнутый войлочный ковёр, разобранную кровать, сложенные узлы, сдвинутые с места сундуки и поняла, что они что-то готовили тайком от неё. Она смотрела на них, остерегаясь задать вертевшийся на языке вопрос, словно ждала объяснений до того, как вынуждена будет его задать. Несрин не выдержала, разве не достаточно, что они ждали до сих пор, держали ребёнка подальше от всех этих секретных разговоров?

Она посмотрела на Шакире Ханым и сказала:

— Что будет, если Вы сейчас не скажете? Разве она не поймёт, когда не увидит Вас здесь чуть позже? Скажите, и дело с концом.

Начав говорить, Несрин уже не остановилась и, не оставляя возможности другим, повернулась к Нихаль и сказала:

— Они уезжают. Они больше не будут жить в этом доме. Никто больше не сможет жить в этом доме. Мы теперь раздражаем. Вы же понимаете, кого мы раздражаем? Нас по одному возьмут за руку и выкинут на улицу. Пусть успокоятся после того, как от нас избавятся.

Нихаль не смогла устоять на ногах и села на один из сундуков. Она выглядела подавленной. Это неожиданное событие приобрело в её глазах характер большого, ужасного бедствия, ошеломило её.

Значит они уезжают. Так и все уедут. Разве Бюлент тоже не уехал? Все люди вокруг уедут и она станется одна? Одна, без друзей, без приятелей, без защиты, совсем одна… Но эта женщина, да, эта женщина! Что она делает, раз всех любимых Нихаль берут за руку и выбрасывают на улицу?

Все заговорили. Шакире Ханым села на корточки перед Нихаль и рыдала. Мелочи, которые до сих пор с осторожностью скрывались от Нихаль запутанными фразами, которые начинал кто-то один, а заканчивал другой, разные пустяки, вызывавшие жалобы госпожи на прислугу, связь между упрёком, услышанным от господина, и шёпотом госпожи, случайно замеченным однажды, слишком большое значение, которое придавалось простому взгляду, якобы более важные события, от объяснения которых отказались с глубоким вздохом — весь этот поток жалоб обрушился на Нихаль, ей хотели сказать: «Вот видите? Нас крадут, убивают и это происходит у Вас на глазах, а Вы нас не защищаете».

Мелочи, о которых она услышала, оказали на неё огромное влияние. Рассказанного было достаточно, чтобы похитить, убить человека.

Но будет ли достаточным просто сидеть и слушать, сцепив руки от бессилия? Неужели она ничего не сделает, чтобы помешать их похищению и смерти? О! Она хотела что-нибудь сделать, чтобы всё вдруг изменилось и снова началась прежняя жизнь, наполненная весельем, радостью и смехом Бюлента. Но что? Да, что нужно было сделать?

Она сказала Шакире Ханым:

— Нет, Вы не уедете, понимаете? Что мне делать, если Вы уедете?

Она смотрела на Джемиле, когда говорила это. Джемиле опустила глаза, чтобы не плакать. Нихаль рассказали, что Сулейман Эфенди нашёл должность и теперь уже невозможно не уехать. Они сняли дом в Эйюпе и небольшая лодка ждала на набережной, чтобы забрать вещи.

Шайесте и Несрин были за уход Шакире Ханым, только Бешир иногда смотрел на Нихаль, желая что-то сказать, а потом опять предпочитал промолчать.

После того, как они объяснили, что оставаться невозможно, Нихаль замолчала, рассеянно посмотрела на Шакире Ханым, Джемиле, собранные вещи и вдруг встала:

— О! Вы меня не любите, — сказала она, — если бы любили, не захотели бы так уехать.

Нихаль ничего не добавила и вышла, не глядя ни на кого из них. Она вдруг на всех обиделась. Она не прощала им желания уехать, оставив её. Выйдя из комнаты, она вспомнила про десерт для Бюлента. О! Теперь все кулинарные развлечения прекратятся. Больше не будут говорить, что это кухня Шакире Ханым. Может быть, и ключ заберут и повесят рядом с другими ключами, болтающимися на цепочке на поясе Бихтер.

Она остановилась, когда проходила мимо комнаты отца. Что, если она зайдёт и скажет? Но что скажет? Она не находила слов, которые выразят её душевную боль. Дверь была открыта, она вытянула голову и посмотрела. В комнате был только отец, она могла войти, броситься ему в объятия и сказать: «Нет! Я не хочу, пусть они не уезжают!»

Но она не вошла…