Запретная любовь

– А не увезут, так изобьют. Видели его грузчиков. Боже, так мирно жили.

Алексеев шел, сплевывая кровь, но злости не было, он не дрался со школьных времен и сейчас был доволен собой – не забыл, чему учил его Николай, с которым он подружился с первого класса. Он не только не уступил Гарейсу, наоборот, в конце драки перевес был на его стороне. Разумом он понимал, что вляпался в неприятную историю, все же у него такая должность, да и возраст – скоро будет тридцать, но вот сердцем… Алексеев подпрыгнул и издал воинственный клич.

Мать испуганно охнула, когда он вошел в дом:

– Что с тобой?

– Подрался.

– С кем? Из-за чего?

– С немцем, с Гарейсом. Из-за Марты Франц, я говорил тебе о ней.

– Но ты же не напал на него первым?

– Конечно, нет. Он налетел на меня из-за угла.

– Немец был здоровее тебя?

– Вот такой, – показал Алексеев.

– У него на лице тоже остались следы?

– Да еще какие. Победа была на моей стороне.

– Вот и молодец! В детстве ты много болел, мы с отцом сильно переживали из-за этого. А когда переехали с тобой сюда, дядя стал брать тебя на охоту и ты окреп. За хорошую девушку не грех и подраться, так уж устроено в природе. Кто знает о драке?

– Одни немцы.

– Они будут молчать. Не говори о драке Николаю, а то он прибьет этого Гарейса, достанется и другим.

– Не скажу.

– Садись, будем пить чай. А синяки сойдут, я рада, что ты можешь постоять за себя.

Алексеев обнял мать.

– Ты у меня самая умная.

– Жалко, что не выполняешь свои обещания.

– Какие? Я что-то не помню.

– Ты обещал познакомить меня с Мартой. Прошел год. Когда я ее увижу?

– Знаешь, мама, все так сложно.

– А в любви просто не бывает. Нельзя быть таким нерешительным. Может, эта драка поможет тебе?

– Скорей всего, нет. Посмотрим. Но Гарейсу она ничего не обещала. Случайно услышал.

– Вот видишь. Торопись, пока она свободна. Должна же я понянчить внуков. Маленькие детки так вкусно пахнут, – Матрена Платоновна закрыла глаза, словно вдыхала запах внуков.

Утром глянул в зеркало – губы опухшие, под глазом синяк, но делать нечего, надо было идти на работу. Вышел пораньше, чтоб никого не встретить.

Первым его синяки увидел Николай.

– Кто это тебя, Ганя? Скажи, кто? Я его убью!

– Никто, сам упал. Вечером вышел, крыльцо в снегу, поскользнулся, а руки были в карманах, вот и ударился лицом о ступеньки. Хорошо, нос не сломал.

Если Николай поверил его рассказу, то Ножигов похвалил:

– Складно врешь, Гавриил Семенович. Ты кого покрываешь? Фашистского выродка? Пиши на Гарейса заявление и сегодня же отвезу его в райцентр. Такая сволочь должна сидеть в тюрьме до конца жизни.

– Какого Гарейса? О чем ты говоришь, Леонид Мартынович? Что-то не пойму.

– О том, что на коммуниста напал спецпереселенец. И я должен принять меры. Это выпад не только против тебя, но и против всей партии.

– Я не понял. На кого он напал?

– Да на тебя! На тебя! Что ты дурочку корчишь?

– Ты чего орешь? – разозлился Алексеев. – Во-первых, выбирай выражения, а во-вторых, повторяю, я упал с крыльца. Свидетель – моя мама. Если интересно, как это было, спроси у нее. Все! Извини, мне работать надо, – Алексеев поднялся, шагнул к двери. – Боюсь, не успеем до морозов перевезти в склад груз с берега.

Ножигов тяжело поднялся, оперся руками о стол:

– Добренький? Я понимаю, как человеку, тебе, может, жалко этого засранца, но ты коммунист, ты должен проявить беспощадность к любым вылазкам антисоветского элемента.

– Леонид Мартынович, ну сколько я могу повторять? Я упал с крыльца и никакого Гарейса не знаю, так как со спецпереселенцами не общаюсь.

– А Марта Франц?

– Марта упала с баржи в реку, естественно, я поинтересовался о ее здоровье. Давай, закончим этот разговор, у меня столько дел.

– Не хочешь впутывать Марту? Как я сразу не догадался, – Ножигов с силой хлопнул ладонями по столу. – В благородство играешь. Сегодня ты прощаешь вражескому элементу избиение, а завтра он решится на убийство.

– Я упал с крыльца. Ты почему такой… непонятливый? – заменил Алексеев готовое сорваться с языка слово «дурак».

– Разочаровал ты меня, Гавриил Семенович, разочаровал, – Ножигов отодвинул стул и вышел из конторы.

Синяк под глазом, меняя цвет, сходил долго, и все это время Алексеев не показывался на лесоучастке. Но и когда синяк бесследно исчез, он по-прежнему не решался подойти к Марте. Не было повода, а заявиться просто так, после того, что произошло, Алексеев считал неприличным. Оставалось надеяться на случайную встречу. Но прошел ноябрь, начался холодный декабрь, и надежда на встречу погасла. Разве Марте после тяжелой работы в лесу, на морозе, захочется вечером куда-то идти. Да и сам он наведывался на лесоучасток не так уж и часто. Но успел заметить, немцы при встрече приветливо здоровались и вроде бы что-то хотели сказать. А может, ему это только казалось.