Мы преодолели этот год, притерлись, научились понемногу разговаривать и понимать друг друга, делаем это уже намного лучше. Иногда даже с полуслова. Мы поженились, и как высший предел мечтаний — теперь у нас будет ребенок, маленький сынок или дочка. Настоящий. Один, или одна, на двоих.
Когда Гордей успокаивает и говорит такие умопомрачительно приятные, растекающиеся целебным бальзамом по всему организму, вещи, я впитываю каждое его слово, и каждое находит живейший отклик в моей душе. Дает понять и дополнительно прочувствовать, насколько сильно мне с ним повезло.
Он прав, ребенок свяжет нас навсегда. Соединит так, как не способно больше сделать ничто другое. Нерушимо, навечно. И это то, о чем я могла бы только мечтать.
Ну и, конечно, же, мне хочется малыша еще и потому, что где-то внутри меня проснулся древний женский инстинкт. Я уже примеривалась неосознанно, еще когда беременность не подтвердилась, как буду ухаживать, кормить, гулять с коляской.
Я пока все это плохо представляю в подробностях, но мне все это очень хочется, да. Думаю, что я могла бы стать хорошей мамой.
Я счастлива, что и Гордей настолько серьезно относится к теме отцовства, что для него это не пустой звук. Это значит для него столько же много, что и для меня.
— Мы справимся, Арин, все будет круто, — обещает Гордей, и я верю.
Я так люблю, и я на сто процентов доверяю ему и его словам.
Своему мужу… теперь он ведь мой законный, настоящий муж. И ни мама, ни тетя или другие родственники, или знакомые, никто не сможет больше наговорить на меня, и обвинить в ужасных и неприятных вещах.
Теперь я официально замужем, я Арина Горская, а в подтверждение у меня печать в паспорте, и изящное дорогое колечко, которое красуется на безымянном пальце и до которого я за вечер столько раз дотронулась, и столько раз полюбовалась, что не перечесть.
— Хочу поцеловать, — хрипло произносит Гордей мне в волосы, а потом подталкивает меня к кровати.
Это красиво украшенный цветами и другими атрибутами свадебный номер, а кровать здесь также очень красиво оформленная, усыпана лепестками роз, и она просто огромная. Гордей…
Кладет меня на нее, снова жарко целует, а потом начинает аккуратно раздевать, снимает с меня мое свадебное платье.
— Мы… а гости, Гордей? Мы не вернемся?
— Думаю, никто не обидится, Арин, — отвечает он порывисто, и продолжает освобождать меня от платья.
Я не препятствую, и очень быстро остаюсь лежать перед ним в одном кружевном белье, которое специально выбирала. И по взгляду, которым он окидывает меня, я вижу, насколько ему нравится мой выбор.
— Самая красивая, Арин, — произносит он, и сглатывает.
Я вспыхиваю, а он наклоняется надо мной, и нежно целует.
Мое лицо и кожа в тех местах, куда успели прикоснуться жадные нетерпеливые губы, уже горит огненным огнем, но от его слов и этого нежного поцелуя загорается все мое тело. Каждая клеточка, буквально каждый сантиметр.
Гордей чуть отстраняется, стягивает рубашку, и теперь я зависаю на нем, на его фигуре. Не могу оторваться от рассматривания его спортивного мускулистого торса, широких плеч и плоского живота с выраженными косыми мышцами.
Он ложится рядом, чуть нависая, и снова глубоко меня целует, показывая языком то, что собирается делать со мной дальше. А потом…
Отрывается от губ, и начинает спускаться поцелуями вниз, от шеи к животу.
— Значит, беременна, Бельчонок, — произносит хрипло, и принимается неторопливо целовать мой, пока еще абсолютно плоский, живот нежными, невероятно нежными поцелуями.
Теперь я понимаю, что именно он имел в виду, когда сказал, что хочет целовать.
— Значит, наш малыш уже где-то здесь, — произносит он, и снова нежно целует.
Мурашки разбегаются сильнее, когда его губы прикасаются к самому низу живота у кромки трусиков.
— Да, раз задержка и тест показали, — смеюсь я, когда он начинает щекотно вести кончиком носа по поверхности кожи.
Почувствовал, видимо, что я слегка напряглась, и решил немного меня расслабить.
— Это круто. Наблюдать за тем, как он становится больше с каждым днем, как растет внутри тебя и развивается. Как же это круто, Арин. Я поэтому просил тебя сразу же мне сообщить, чтобы ничего не пропустить.
Гордей кладет ладонь мне на живот, а сам возвращается к моему лицу.
— Теперь ты не только моя жена, Бельчонок, теперь ты еще и официально Хрустальная ваза.
Он говорит серьезно, и его слова так мне приятны. А прикосновение его ладони греет, оно словно незримо защищает, словно дает понять, что ни за что не даст нас с малышом в обиду.
Все то напряжение, что неосознанно давило вплоть до момента, пока я не рассказала ему новость, теперь окончательно испаряется, снимает как рукой. А на их место ко мне приходят небывалые легкость и подъем.
И как же я рада, что не стала долго тянуть, а призналась сразу же, как заподозрила о беременности сама. Что не скрывала, мучаясь неизвестностью, как воспримет, что не пыталась додумать что-то самостоятельно и размотать в голове неудачные развития сценариев.
Но все же я не настолько поплыла, чтобы соглашаться с ним во всем. И это его новое прозвище…