Запретная. Не остановить (СИ)

— Хрустальная ваза? — восклицаю я.

— Ага.

Я со смехом отмахиваюсь, а Гордей придвигается ближе, и целует в щеку.

— Ммм, да, для которой требуется теперь повышенное внимание.

— Насчет внимания я не против, но не до такой же степени.

— Да, думаешь?

Гордей перемещает ладонь на мою грудь, и начинает поглаживать пальцами через кружево. Сначала одно полушарие, потом второе.

Одновременно с этим он целует в губы, которые затем перемещаются на шею.

Я и до этого была сильно возбуждена, а от его касаний, от трения пальцами сосков, от его жадных прикусываний моей кожи, я начинаю загораться сильнее очень быстро.

Он расстегивает лифчик, снимает, и отбрасывает в сторону. Ласкает мою грудь губами, а я ухватываю его за голову, зарываюсь пальцами в волосы, стону и выгибаюсь.

Я предполагаю, что с течением беременности качество нашей близости постепенно изменится на более осторожное и станет происходить реже, за сколько-то месяцев до родов совсем прекратится, но пока об этом рано говорить.

В данный момент я возбуждена до предела, и я очень сильно хочу его в себя.

— Страстная развратная Бельчонок, — шепчет Гордей, когда я веду ладонью по его животу, расстегиваю пуговку на брюках, и запускаю пальцы ниже, под пояс.

— Не просто Бельчонок, теперь твоя жена, — уточняю я, лаская его, и с удовольствием наблюдая за тем, как он прикрывает глаза, утыкается в мое плечо, и судорожно дышит.

На каждую мою ласку, на каждую инициативу и прикосновение он реагирует так. Страстно, еле сдерживаясь, чтобы не пойти дальше на более высоких оборотах.

Он признавался как-то, что его разрывает в такие моменты. Одновременно хочется и наброситься на меня и грубо поиметь, но в то же время немного стать мазохистом, и продлить, это чувственное удовольствие, эту невообразимо сладкую пытку.

Сейчас он выбирает второй вариант, а еще старается быть со мной нежным.

Но я хочу показать ему, что я не хрустальная ваза. Пока что. Что я не собираюсь, пока это допустимо и комфортно, отказывать ему в той близости, к которой мы оба привыкли, и в которой так сильно и необратимо нуждаемся.

— Я очень хочу тебя, Гордей, — шепчу я, а он целует и стонет в мои губы.

Его ладонь ныряет мне под трусики, и осторожно, осторожнее, чем обычно, проводит по влажной и готовой к его ласкам промежности.

— Хочу тебя, в себя, — повторяю я, и охаю, закусывая губу, когда он проводит по складочкам и слегка проникает пальцами внутрь меня. Тут же поднимается выше к клитору.

Ласкает немного, а у меня уже практически не остается терпения.

Веду руками по его груди, очерчивая рельефные мышцы, пусть теперь он тоже поизнывает без прикосновений там, и Гордей быстро избавляет меня от трусиков.

Все, о чем я могу мечтать, это снова почувствовать его внутри себя. Член, и это слово я могу произносить уже почти не краснея. Его руки везде. Вес его тела на себе. Но главное, его внутри себя.

— Гордей, — шепчу я, и стону от удовольствия, когда он накрывает собой, и снова ласкает, а потом, наконец, входит.

— Нормально? — спрашивает приглушенно, замерев, войдя в меня до упора.

Он опирается на локти, заглядывает мне в лицо.

— Да, кайф. Я так хотела.

— Я хотел еще во время церемонии. Взять тебя прямо там, на горе.

— На плато.

— Один хер. То есть… прости. Постараюсь больше не выражаться.

— Я не хрустальная, Гордей.

— На девять месяцев ты такая, не отказывайся.

— Потяжелевшая на десять килограммов Хрустальная ваза, представляю.

— Потяжелевшая на десять килограммов любимая Хрустальная ваза. Привыкай.

Я смеюсь, а Гордей осторожно двигает бедрами. Говорить не могу, стону и проваливаюсь в ощущения.

— Теперь придется аккуратнее, — хрипло произносит он, снова притормозив.

— Срок еще очень маленький, пока, я думаю, можно, мне комфортно, — бормочу я, думая лишь о том, чтобы он не останавливался, и продолжал в меня входить.

Я очень чувствительная там, отзываюсь на каждое его движение.

— Это наша брачная ночь, Бельчонок. Надо было не снимать с тебя платье, а взять прямо в нем.

— Если хочешь, завтра я снова его надену, — обещаю я и это последние связные слова, какие он может от меня добиться, потому что дальше я уже не принадлежу себе, а принадлежу только его губам, рукам, и его умелым чувственным прикосновениям.

***

Я знаю, что на второй день церемонии не принято наряжаться так же, как на первый. Возможно, как-то попроще, не в свадебное. Но я обещала.

Едва приняв душ и надев новый комплект белья, я принимаюсь за платье, и снова чувствую себя невинной счастливой невестой.

Слышу движение со стороны кровати, и оборачиваюсь. Гордей проснулся. Он лежит, подперев голову рукой и смотрит на меня.

— Как ты хотел, — со смехом произношу я, и кружусь вокруг своей оси.

— А еще я хотел на том вчерашнем плато. Развернуть тебя к себе попкой, задереть подол, нагнуть и оттрахать. Сразу после того, как ты уверишь меня, что любишь.

— Хмм.

Боже, краснею, краснею, краснею…

— Если я предложу подняться, ты согласишься? Дашь мне там?

Краснею катастрофически, сильнее некуда. Но тем не менее…

Закусываю губу, но киваю.

Гордей смеется, и откидывается на подушки.