Запретная. Не остановить (СИ)

— Я… мне нужны костыли.

— Попрошу принести. А пока их нет, я помогу тебе, хорошо?

Она хмурится, а я снова чувствую себя последним мудаком, потому что, пока она спала, убрал больничные костыли, которые стояли прямо перед кроватью, подальше с ее глаз.

Именно с этой целью.

Чтобы можно было донести ее на руках.

— Гордей, о боже, — вскрикивает Бельчонок, когда я поднимаю ее и несу по направлению к уборной. — Отпусти.

— Как только донесу.

Прячет лицо на моем плече.

Когда я осторожно ставлю ее рядом с унитазом, ее щеки пылают ярко, как никогда.

— Я подожду снаружи, окей? Как закончишь, позови меня. Договорились? — прошу я.

Бельчонок несмело кивает.

Ее, такие знакомые, столь родные реакции, практически возвращают меня к жизни. Пусть даже под действием препаратов, скромница Бельчонок остается верна себе и своим принципам.

Эти две недели без нее превратились для меня в настоящий ад.

Кому и что я пытался доказать?

Самому себе, что смогу без нее? Или ей? Какой же бред.

Тем более, что…

Черта с два смогу. Давно уже нет. Без нее мне настолько хреново, что я сам был у крайней черты.

И я знал, знал, что именно так и будет. Так какого черта я снова пытался соскочить???

Нужно уже признать, что у меня это надолго, серьезно.

Навсегда.

Либо с ней, либо никак. Другого не дано.

А если у нее действительно прошло, как она говорит, то значит…

Ни черта это не значит.

Значит лишь, что мне снова придется ее завоевать.

***

Слышится спуск бачка, плеск воды в раковине. И только потом ее слабое, но все же обращенное ко мне.

— Гордей, я… все.

Захожу, и снова поднимаю Арину на руки.

До кровати несу медленно, специально растягивая секунды.

— Ты голодная? — спрашиваю я у Бельчонка, когда она снова устраивается на кровати.

— Нет.

Арина отрицательно качает головой, поправляет на себе простынь.

— Это плохо.

— Ты, наверное, голодный, — спрашивает вдруг она.

— Если я закажу еду, пообедаешь со мной? — тут же хватаюсь за эту идею.

— А… здесь питание разве не по расписанию?

— Может и по расписанию, я закажу из ресторана.

— А можно?

— Можно.

Арина хмурится, начинает о чем-то раздумывать. Пока она не выдала категоричного нет, я делаю заказ.

— Гордей, что это за больница? — спрашивает Бельчонок после паузы. — Куда ты меня привез?

— Обычная больница, — говорю я, и пожимаю я плечами. — Еду доставят через десять минут.

— Отдельная палата, оперировал самый лучший врач, мне медсестра сказала. Тебя не выгоняют.

— Ну, и? Обычная больница, — продолжаю упорствовать я.

— Ты… она платная. Ты… заплатил за мое пребывание здесь! Сколько?

— Два миллиона, — не моргнув глазом вру я. — Отдавать сможешь частями.

Арина хмурится, я смотрю на нее с серьезным видом.

Мне жесть, как больно за нее, но я понимаю, что возьми другой тон, и обсуждение, кто, что и кому должен или не должен, окажется нескончаемым.

— Давай начнешь прямо сейчас отдавать, — предлагаю я. — Тем, что перестанешь меня выгонять.

Арина закрывает глаза, ее ладони, лежащие поверх простыни, сжимаются в кулаки.

— У меня есть кое-какие накопления, Гордей, — говорит она, будто не услышав моих последних реплик. — Я… смогу возвращать частями.

Спокойно, Гордей, только не сорвись сейчас на нее.

— Я серьезно.

— Если серьезно, забудь об этом, Бельчонок, — говорю я. — Я и так… слишком виноват перед тобой.

— Ты не…

— Давай это прекратим? — не слишком церемонно перебиваю я. — Просто дай мне возможность быть рядом, ничего больше не прошу.

Она не успевает ответить. В палату заглядывает медсестра и сообщает, что пришел курьер.

— Я сейчас вернусь, — говорю Бельчонку, и выхожу.

Расплачиваюсь с курьером, сервирую стол.

Честно говоря, соблюдать спокойствие и выглядеть непринужденным, стоит мне просто огромного труда. Когда ее нет перед глазами… разное лезет…

Снова ночь, мост, быстрый решительный прыжок…

Мне сейчас же хочется сорваться к ней, чтобы убедиться, все уже позади, она в порядке, она здесь, рядом…

И все же, я тороплюсь, раскладывая еду по тарелкам. Спешу так, что руки заметно подрагивают. А один из стаканов я вообще чуть не опрокидываю и не разбиваю.

Когда я вкатываю столик в палату и вижу своего Бельчонка, мирно лежащую на кровати, дышать становится легче.

— Обед, — сообщаю я, и толкаю тележку перед собой. — Если у тебя есть силы, мы можем пересесть за стол. Или останешься в постели? Решай.

Я не спрашиваю, будет ли она обедать, но я предлагаю ей два варианта на выбор. Теперь она думает лишь о том, где нам лучше разместиться, а не о том, как бы отказать.

— За столом, пожалуйста, — произносит она тихо.

Я киваю и подкатываю столик к окну. Расставляю тарелки и напитки на столе, подхожу к ней и снова залипаю.

— Идем, — хриплю я, подхватывая, когда она пытается подняться сама.

— Гордей…

— Пару секунд, Арин.

Стискиваю в руках, зарываюсь носом в волосы.

— Мне в душ надо, и вообще, — бормочет Бельчонок, а я не могу, просто не могу отпустить.

— Извини, — бормочу на рваном выдохе, — еще секунду.

Медленно отрываюсь от нее.

— Только я сама, не надо, пожалуйста, на руки.

— Я слегка, — обещаю я.

Обхватываю ее за талию, приподнимаю над землей и аккуратно несу к стулу.