Запретная правда о русских: два народа

«Старой» интеллигенции было больше в гуманитарных областях – там, где необходима или по крайней мере очень полезна подготовка, полученная уже в детстве, – скажем, знание языков. Среди отцов-основателей советской школы археологии, археологов 1920—1950-х годов, «старой» интеллигенции – до половины. Несколько археологов носили исторические фамилии Пассек и Брюсов, были представители народовольческой интеллигенции, не терпевшие Пушкина и распевавшие на раскопе «За крестьянский люд честной». Были обрусевшие немцы и люди «из купцов». Разумеется, были и «из крестьян». Словом, полный срез разных групп интеллигенции.

В рядах инженерной интеллигенции «новых» было намного больше – особенно в провинции. Индустриализация создала целые новые города, типа Донецка, Кемерова или Новокузнецка (кстати говоря, именно этот грязный, неблагополучный город – и есть «город-сад» Маяковского). За годы советской власти до 1950 года возникло 500 новых городов, с 1950-го по 1967-й – еще 460 городов и 1200 поселков городского типа. В новых городах и не могло быть «старой» интеллигенции – разве что отдельные люди.

Другие города выросли в 10 или в 20 раз по территории и населению. Скажем, в Свердловске в 1926 году жили 140 тысяч человек, в 1975-м – больше миллиона. В Красноярске в 1920 году жило 70 тысяч человек. К 1970-му – уже больше 600, и город продолжал стремительно расти. В Воронеже в 1926 году жило 140 человек, в 1970-м – 660 тысяч. Даже маленький Брянск, который так и не стал крупным промышленным центром, между 1920-м и 1970-м вырос в четыре раза, с 80 тысяч до 320 тысяч населения.

Во всех этих городах была и «старая» интеллигенция, но она соотносилась с «новой» как 1 к 20 или даже как 1 к 100 – по «новой» интеллигенции меньше прошлась ежовщина и все репрессии сталинского времени.

Порой шутили, что интеллигентности сколько было в царское время, столько и осталось, вот только разлили ее тонким слоем, стала они распространена пошире, но в каждом отдельном случае – пожиже… Есть в этой шутке доля истины, но думаю – интеллигентности, как ее ни понимай, все-таки стало побольше, чем было в старой России.

Но самое главное – интеллигенция продолжала существовать и осознавала себя именно как интеллигенция. Еще в 1970-е годы было видно, «из кого» этот человек, и заметно в очень большой степени. Само слово «интеллигенция» постоянно использовалось в официальных выступлениях и в печати.

В частной жизни постоянно велись беседы и споры о том, кто же такой интеллигент, кого считать интеллигентным человеком, о судьбах русской интеллигенции и о ее высокой исторической миссии.

Два важнейших отличия

Но в двух отношениях они очень различались – интеллигенция Российской империи и СССР. О первом из них я уже говорил: это отношение к себе, как к соли земли и избранному народу.

Вторым из этих различий было отношение к народу.

Интеллигенция Российской империи говорила о своей вине перед народом, о необходимости вернуть народу свой долг перед ним и хотела жертвенно служить народу. Реально что-то делал один из сотни, но таково было преобладающее настроение.

В советское время официально вопрос не обсуждался, но в самиздате и тамиздате постоянно звучали голоса, что «народу неплохо бы самому ощутить вину перед интеллигенцией» и что в развитых странах интеллигенция живет ничем не лучше работников физического труда. В этом есть доля истины: СССР быстро становился государством индустриально развитым, привилегии образованных на глазах теряли всякий смысл.

Когда рабочий с 8 классами образования получает на стройке 400 рублей, а учительница, которая слепнет над тетрадками, – 200, привилегии интеллигенции как-то не очевидны. Это же надо еще вникать, какие возможности получить медицинскую помощь или дать образование собственным детям у учительницы, а какие – у пролетария со стройки.

Из интеллигенции – в специалисты!

Советская власть состоялась, как попытка балансировать между обществом европейским и туземным. Чтобы был уровень производства, как в Европе – но чтобы коллективизм, как в аграрных обществах. Чтобы романы и фильмы, как в Дании, но чтобы их содержание отражало народную жизнь советских людей. Чтобы человек жил в большом городе и работал на современном производстве XX века – но думал и чувствовал так же, как житель маленькой деревушки XIX столетия.

Для интеллигенции речь шла о воплощении утопии, а для туземцев – о возможности, несмотря на все модернизации, сохранить в новой, городской жизни основу мировосприятия туземцев. Впрочем, и интеллигенция хотела сохранения и своего привилегированного положения, и многих черт своего собственного туземного бытия.

Советская власть состоялась как государство тех, кто в Европу одновременно хотел и не хотел.