Запретная. Ты всё равно будешь моей

— Я не шарилась в твоём телефоне, это не в моих привычках, — вдруг чуть тише говорит она. — Просто разбудил звук сообщения, у нас модели похожи, я подумала, что это мой, на автомате взяла, а там это…

Мило, что она парится и по этому поводу. Хотя эта мысль мне и в голову не приходила — и это при том, что я и вправду не люблю помешанных на контроле девок. С такими у меня всегда разговор был короткий — это же они и себя, и меня не уважали, недоверием унижали и ревностью беспочвенной. А это всё настолько не про Юлю, что и в голову не приходило. Тот случай, когда мне её объяснения и не нужны были, чтобы это понять.

Зато ей мои явно пригодятся. Приподнимаюсь, к телефону тянусь — что там за сообщение такое?

М-да. Красноречивое, конечно. Яснее некуда просто.

— Я, значит, голову ломаю, переживаю, как вас друг с другом примирить и сделать так, чтобы понравились, а вы… вы… — кажется, у меня там Юля плакать начинает, носом уже шмыгает.

Откладываю телефон, возвращаюсь к ней, пальцами с щёк слёзы собираю, игнорируя сопротивление. Да может хоть исцарапать всего, не отпущу.

Она ведь из-за меня плачет. Любит меня. Уязвимая такая, открытая. Моя.

Губы нетерпеливо накрывают её рот. Ну и пусть кусается, зацелую, а потом поговорим. Всё объясню… Попробую.

Настойчиво целую её, безмолвно то прося, то требуя ответа. Или хоть какой-то реакции — пусть даже опять отталкивает и брыкается, чем вот так замирает, не принимая. Оно знакомо, конечно, Юля мне постоянно поначалу такое демонстрировала. Но я не сдавался и сейчас не собираюсь.

Вздыхаю ей в губы, тут же уловив лёгкую дрожь в ответ. Скольжу языком между сомкнутыми губами, а Юля не поддаётся, не впускает — ну и пускай, это не так важно. Не сопротивляется ведь, просто обижена слишком. А мне сейчас и вжимать её собой в кровать достаточно, чувствовать всё более судорожное дыхание, целовать всё менее напряжённые губы, щёки, нос... Она уже и всхлипывает слегка, ёрзает подо мной чуть заметно. Простреливает желанием, и вот я уже бездумно покрываю горячими поцелуями не только по лицу, но и на шею перехожу, жмусь губами к мягкой коже за ухом, вдыхаю приятно сладкий запах. Обхватываю Юлю крепче, замираю в моменте — моя ведь. Вот уже и по-настоящему, насовсем сегодня стала. И это единственное, что имеет значение между нами. С остальным разберёмся.

— Юлька… — шепчу в беспамятстве. — С ума меня сводишь.

Кажется, мои слова всё-таки выводят её из ступора — или в чём там она пребывала. Мгновенно мне в плечи ладонями упирается и парирует возмущённо:

— Это ты меня!

Юля, конечно, зло это говорит, всё ещё сообщение это в уме держит, оно и понятно. Но не сдерживаюсь, чтобы не обернуть это во флирт хоть немного, напомнить, что мы вообще-то пара уже полноценная, что бы ни было:

— Рад, что у нас взаимно, — снова тянусь к губам, но на этот раз Юля куда более ловко и уверенно отворачивается, даже щёку для меня не оставляет.

— Слезь с меня, — раздражается уже.

Делаю пару коротких выдохов, чуть было не бросаюсь в непонятное действие — поцеловать опять или ещё как Юльку почувствовать — но в последний момент всё же беру себя в руки и вправду слезаю. Без разговора ведь никак.

Сажусь на кровать и вижу, что девчонка тоже садится. Одеялом прикрывается. А ведь под ним совсем ничего…

Чёрт. Надо сосредоточиться-надо сосредоточиться-надо…

— Ты же знаешь, что твой папа пробил мой номер, тот самый, который ты ему давала. Он ещё выяснил наверняка, кто я и попросил о встрече. На встрече сказал, что не хочет ограничивать твою свободу, но  ему неспокойно оставлять тебя совсем одну, — стараюсь говорить одновременно и честно, и всё же подбираю слова. Неожиданно ловлю себя на мысли, что не только себя топить не хочу, но и её отца тоже. Не то чтобы у меня симпатия какая к нему внезапно появилась, но Юля с ним очевидно близка. — В общем, попросил меня следить, чтобы с тобой всё было в порядке.

Девчонку, конечно, не обмануть обёрнутыми в отцовскую заботу смыслами. Я и без того понимаю, что ситуация всё равно стрёмная вырисовывается.  Потому, конечно, не удивлён гневному выпаду:

— И докладывать о каждом моём шаге!

— Не каждом, — мягко возражаю. — Лишь о самом главном. Я многое умалчивал и кое-где тоже лгал, поддерживал твою версию, — пытаюсь посмотреть Юле в лицо, но она отворачивается: успеваю только заметить поджатые губы. — Я бы отказался, но в таком случае он всё равно нанял бы человека, причём тот уже вряд ли о чём-либо умалчивал бы, — чуть с нажимом добавляю, уже наплевав о том, чтобы обелить её отца, только себя.

Потому что мысль о возможности вот так глупо потерять Юлю бьёт под дых. Не верю, что это станет для нас препятствием. После всего, что было, особенно недавно…

Но Юля совсем чужая сейчас. Сидит такая каменная, на вещи свои косится. На полу всё ещё лежат.

— То есть, я тебе ещё спасибо должна сказать? — хмуро интересуется, резко так поднявшись и собирая шмотки.