Женька предавался несвойственным размышлениям, стараясь не думать о предстоящей встрече с Шейкиной, хотя именно она, а точнее, фраза-пароль «Я принес вам известие о Сашиной смерти» натолкнула его на черные мысли. «Валентина Иосифовна, я пришел, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие», — усмехнулся Женька. В самом деле, если этот «Саша» — нарицательное имя, то придумать такое мог только псих (коим, впрочем, и был его клиент, вне всякого сомнения); но если Изгорский решил его сделать вестником смерти и, не исключено, для этого нанял — надо быть готовым к обмороку и истерике. Э, да ладно! — пусть о «косой» думают танатологи, им за это деньги платят. Он — Столетник, а стало быть, и жить ему не менее ста — до глубокой старости!
Женька утопил акселератор, стараясь наверстать время, потраченное на визит к сестре. И, то ли однообразная загородная дорога сократила расстояние, то ли Лобня и впрямь слилась с Москвой, не заметил, как оказался на месте. Улицу Конституции нашел быстро — подсказали мальчишки с тряпками и ведрами на перекрестке. Причем сделали это совершенно бесплатно, из чего следовало, что Лобня частью Москвы все-таки не стала: столичные гавроши затребовали бы за такую услугу оплату в зеленых, это уж как пить дать.
Не желая, на всякий случай, светиться (раз нет ясности, то нет и уверенности в том, что дело чистое и в портфеле не окажется какая-нибудь бяка), Женька припарковался возле универмага и разбудил Шерифа.
— Вернусь пообещал он, — заедем в какое-нибудь кафе, отметим. А после остановимся у Клязьминского моря, там побегаешь. Стеречь, Шериф! Я скоро.
Не запирая дверь — хотел бы он посмотреть, как кто-то попытается угнать машину с Шерифом на борту! — Женька направился по улице неизвестно какой Конституции, застроенной в основном пятиэтажками. Быстро набежали тучи, стало моросить. Войдя в обезлюдевший двор сорок шестого дома, он ткнулся в первый подъезд. На лестничной клетке было четыре квартиры. Помножив их на количество этажей, вычислил сороковую и перебежал во второй. «Если эта Шейкина — ровесница Изгорского, каково ей подниматься на такую верхотуру без лифта», — подумал Женька преодолев восемь пролетов. Он отдышался у дерматиновой двери с номером 40 и позвонил.
Никто не откликнулся.
Позвонил еще раз. Чертов Изгорский! Почему он отказался дать ее телефон? Заверил, что Шейкина непременно будет дома — значит, сам созванивался?.. Стоп!.. Он же сказал: «Я просто не подумал, что вы готовы ехать туда прямо сейчас…» Значит, предупредить Шейкину о его приезде он не мог? Откуда же такая уверенность, что она непременно будет дома? Что-то тут не так! Ну, гад, он, что же, решил, что детектив будет караулить, покуда она объявится?.. Впрочем, не надо нервничать: она могла просто выйти в магазин за молоком или хлебом. Женька позвонил в третий раз и прислушался. Тишина. Надо же… проделать такую дорогу!
Из соседних квартир доносились голоса, пахло кошачьей мочой и жареным луком, где-то работал телевизор. «В принципе, если этот Изгорский не в своем уме, — подумал Женька, — ему ничего не стоило перепутать адрес, не говоря уж о том, что никакой Шейкинй могло и вовсе не быть, а портфель с секретными документами — плод его больного воображения».
Выругавшись от души, он пнул в дверь кулаком… и она неожиданно отворилась.
Первое, что он увидел, был валявшийся на полу в прихожей накладной замок. Постояв в нерешительности несколько секунд, он засунул руки в карманы, чтобы случайно не дотронуться до чего-нибудь, и вошел в квартиру. На пороге комнаты лежала телефонная трубка с оборванным шнуром. Сильно пахло каким-то лекарством — то ли валерьянкой, то ли карболкой.
В кресле у стены сидела мертвая старуха.
Вокруг валялись книги, рулоны ткани, катушки с нитками и пуговицы; диван был отодвинут на середину комнаты, ковер загнут, ящики серванта выдвинуты, у машинки «Зингер» лежал распоротый манекен. Матрац на широкой деревянной кровати был разорван. Содом недвусмысленно свидетельствовал о недавнем налете. Женька осмотрел труп. Никаких признаков насильственной смерти — асфиксии, пятен крови, ран — заметно не было. Не было и ранних трупных явлений — пятен, окоченения: рука старухи едва остыла.
Взявшись за ручку носовым платком, он прикрыл дверь и бесшумно сбежал вниз по лестнице. «Только бы никого не встретить! — пульсировала в голове единственная мысль. — Только бы не встретить!»
Прохожие спешили, распахнув зонты и глядя под ноги, чтобы не наступать в лужи. Полагалось, конечно, позвонить соседям, воспрепятствовать проникновению в квартиру посторонних до прихода милиции, но как он объяснит свое присутствие в квартире с трупом?.. Частный детектив приехал в интересах клиента? Ни лицензии, ни договора, ни уверенности в том, что Изгорский не откажется от своего поручения по слабоумию или, паче чаяния, по умыслу!
Женька добежал до автомата на углу и набрал 02.
— Милиция. Говорите.
— В сороковой квартире дома сорок шесть по улице Конституции находится труп женщины.