Запретная зона

«Живут рядом, друг друга не знают и не интересуются. Зачем им карабахи, молдовы, чернобыли, армении, прибалтики?.. Кричали, что они за Советскую власть всей душой, теперь все стали православными христианами… Возрождение веры? Или вырождение?.. Ей посуда разбитая куда важнее мертвого соседа, да кого в этом винить? Кто-то здорово греет руки на разделении людей. Кто-то разделяет народы, страны, семьи, разделяет и властвует. И вот он-то, этот мифический и самый реальный «некто» ответствен за Изгорского, и за Шейкину, и за эту вот хамку, под личиной беженки ли, выселенки ли, воспользовавшуюся государственной путаницей и приехавшую в первопрестольную, а потом убедившуюся, что здесь нет ни кисельных берегов, ни молочных рек, и потому обозлившуюся на весь белый свет…»

И еще думал Женька о Мишке — не обернется ли его предстоящее крещение получением такого вот эфемерного статуса «православного христианина», ложно понятого как способ защиты в жизни, какими становились партбилет или воинская присяга, инвалидность или многодетность для миллионов, превративших страну в подобие огромной пивной. Племянник еще мал и достаточно искренен, но сколько их, поначалу таких искренних превращалось впоследствии в больших лжецов!

Он выбросил окурок в лужу, побрел в подъезд и, поднявшись на второй этаж, остановился напротив двери Изгорского. Воняло какой-то химией вперемешку с древесным углем. Дверь извне не обгорела, только была повреждена со стороны замков ломом или кирками, да между скважинами зияла дыра — верно, в нее при взломе просовывали трос спецдомкрата или пожарный рукав. Белели две наклеенные на косяк бумажные полоски с чуть заметными пятнами печатей. Женька нащупал в кармане ключи, хотя теперь они едва ли могли понадобиться, прислушался и, уцепившись за ручку, с силой согнул гвоздь, скреплявший дверь с косяком… К и без того тошнотворным запахам прибавился запах горелого мяса и метана. Женька секунду постоял в нерешительности, быстро оглянулся. Перешагнув порог, запер за собой тяжелую дверь…

Выгорело все, целыми остались лишь унитаз да ванна. Ос-колки закопченного зеркала усыпали пол. Разломы гипсовых перегородок позволяли беспрепятственно проходить из санузла на кухню, оттуда — в комнату и прихожую. Развороченные взрывом газовая плита и подоконник, обугленный остов кровати, неузнаваемые, почерневшие предметы на полу, битая посуда в сгоревшей «стенке»… На удивление, не полностью истлели книги. Настольная лампа висела на голом, в капельках расплавившегося хлорвинила, проводе; почерневший разбитый телефон валялся под стулом, загнанный туда, возможно, брандспойтной струей… Женька достал телефон, взял трубку. Крышка микрофона оказалась треснувшей и отвалилась, обнажив салатовую пластмассовую поверхность гнезда. Он отбросил телефон, поднял с пола книгу, которая тут же рассыпалась в его пальцах.

Сквозило. Ледяной холод пронизывал до костей, но было в нем свое преимущество: он сдерживал запахи. «А почему в трубке нет микрофона?» — пронзила Женьку внезапная мысль. Он снова присел у сгоревшего стула, двумя пальцами поднял трубку, осторожно осмотрел куски крышки. После пожара никто, кроме него, к трубке не прикасался: ровный слой сажи покрывал некогда полированный предмет. А раньше не было микрофона?.. Был! — Женька проверил телефон во время разговора с Изгорским. Тогда чего же, старик вывинтил его сам? Но зачем?! Не хотел, чтобы звонили? Глупо, можно было просто отключить телефон. Значит, кто-то побывал здесь между его, Столетника, уходом и взрывом?.. Он что, забрал устройство подслушивания, установленное в трубке? Никакой другой причины объяснить исчезновение микрофона просто невозможно.

Дверь приоткрылась. Женька почувствовал это по изменившемуся направлению ветра. Он направился было в прихожую, но вдруг услышал, как под чьей-то ногой хрустнул осколок, и бесшумно отпрянул за остов перегородки, нависавшей над ванной. Вошедший ступал тихо и осторожно, отсутствие перегородок позволяло Женьке маневрировать по квартире, прячась за уцелевшие предметы. Главное, ни на что не наступить, чтобы не обнаружить своего присутствия. На человеке были плащ и шляпа. Держа руки в карманах, он дошел до середины комнаты и остановился. Теперь Женька оказался за его спиной. Воцарилась гробовая тишина, даже машины на улице не нарушали ее.

«Одиннадцать часов ровно», — громко и четко брякнула китаянка в часах.

Человек в шляпе резко обернулся…

20

— Что это за документы? — спросил Петр, перекладывая ксерокопии восстановленных листов.

— Это мне, Петр Иванович, неизвестно, — пожал Симонов плечами. — Боюсь ошибиться, но думаю, вам без экспертов Академии наук не обойтись.

— А именно?

— Научные тексты, комментарии, схемы, формулы, чертежи, описания приборов и экспериментов. Словом, физики, биологи… Речь о техсредствах контроля над людьми, насколько я понял.

В наступившей тишине было слышно, как Швец проглотил «дирол».

— Мы восстановили процентов семьдесят пять. Большего не ждите, — добавил эксперт.

Швец набрал номер Шевелева.