– Граф кое-что забрал у меня. Мой камень из меча. Ты знаешь, где он может это хранить?
Она снова кивнула. Разумеется, лучше нее никто не знает, где и что у Теодора лежит. Эрик достанет камень, и все будет кончено.
В сумерках они с Сиршей покинут Марый острог.
Они остановились перед дверью в кабинет графа и опасливо огляделись. Если их застанут за вскрытием этой двери, ничего хорошего ждать не придется. Убедившись, что поблизости нет любопытных чужих носов, Сирша достала ключ, украденный у Орина, и быстрым движением провернула его в замочной скважине. Щелк, щелк, щелк! Мгновение, и они уже внутри.
Прикрыв дверь здоровой рукой, Эрик огляделся. В кабинете все осталось так, как он запомнил в последний раз, даже бумаги лежали на том же месте, будто Теодор никуда и не уезжал. Сирша пошире распахнула портьеру, позволяя серому дневному свету облизать доски. Эрик же подошел к таинственному портрету и, не справившись с любопытством, открыл его.
Черная материя слетела на пол, обнажая поразительный в своем великолепии холст. Толстый, золоченый багет со звездами на углах, был такой роскошный, какого Эрик в жизни не видел. Портрет принадлежал чете фон Байлей.
Граф, графиня и их дочь смотрели на Циглера.
На высоком кресле, похожем на трон с темной спинкой, восседал молодой и счастливый Теодор, и его лик как будто освещался невидимым солнцем. Бледные губы его слегка скривились, с этой улыбкой он и смотрел на Эрика. Взгляд его светлых, чуть прищуренных глаз выражал и задумчивость, и божественную ясность. Одна рука покоилась поверх страниц и наверняка указывала на важные строки из Альхоровых речей. «Знание – есть великое благо, ибо знание – сила, доступная и нищему, и Королю». По правую руку от Теодора стояла безымянная графиня, с виду добродушная толстушка с покладистым нравом. Рядом на столе были серебряные весы с черепом сокола на одной из чаш, символом божественной праведности. По левую руку графа, но чуть в отдалении, замерла девчушка шести-семи лет, один в один мать. В белых пухлых ручках она сжимала деревянную птицу – знак скорой свободы. Позади троицы виднелись горы, окутанные серо-зеленой дымкой. Эрик пригляделся и даже нашел крохотный Марый острог между головой графа и правым плечом графини. Сверху же полотно украшала надпись, девиз рода фон Байлей: «Бог, Король, честь, долг».
Эрик сразу же вспомнил две свечки в часовне. Теперь сомнений не оставалось – род фон Байлей прервался.
– Что с ними случилось? – тихо спросил Эрик, боясь нарушить траурную тишину. Долго смотреть на картину казалось невыносимо – вид умерших людей отчего-то вселял странный, сверхъестественный страх, словно они смотрели на тебя в ответ.
Сирша указала на тот самый чудовищный череп, лежащий на подушке, а затем на девочку. У Эрика что-то скрипнуло в сердце: черт, такая маленькая, такая невинная, и все так обернулось. А затем Сирша жестом показала длинный хвост, и Циглер сразу узнал Варана.
– А жена? – глухо продолжил Эрик, решив узнать всю правду от начала до конца. – Он и ее убил?
Сирша беспомощно покачала головой, не зная, как сказать. В ее глазах читалась вселенская тоска, и Эрик понял – случилось что-то по-настоящему плохое. Возможно, граф убил ее, а может быть, она добровольно лишила себя жизни, суть одна. Граф остался один. Почему же он не женился снова? Циглер пригляделся к темным цифрам в левом нижнем углу. Написан девятнадцать лет назад. Портрету столько же, сколько Эрику Циглеру, надо же. Даже если семья погибла не так давно, у графа была возможность продолжить род.
– А я все думал, что он просто помешался на грибах, – невесело усмехнулся Циглер и вернул ткань на место. – Давай искать камень. Он должен быть где-то здесь.
И тут, будто в ответ, письменный стол графа со скрипом подвинулся в их сторону. Щели между ящиками светились голубым.
Эрик невольно закрыл собой Сиршу и создал над головой несколько огоньков, готовых атаковать неприятеля. Стол больше не шевелился, свет внутри потух. Показалось?.. Циглер что, тоже сходит с ума?
– Нам лучше отсюда уйти, – произнес он и попятился к двери, все так же прикрывая Сиршу собой. – Пока не слу…
БАХ! Стол взорвался, залив комнату голубым светом. Звук ударил по барабанным перепонкам, а затем резкая боль прошила левую часть лица, которую он едва смог прикрыть сломанной рукой. Вдруг потемнело, боль с каждым мгновением становилась лишь сильнее, Эрик Циглер ничего не видел, вообще ничего, черт, да что же это такое?! Он потерял Сиршу, не мог нащупать ее руку в этой кровавой немой темноте, где она, где же….