Запретное

Большую часть коротких каникул я играю на улице с Тиффином в футбол, пытаюсь завязать разговор с Китом и играю в бесконечные прятки и игру “Угадай кто?” с Уиллой. Ночью после того, как мой мозг отключается от переизбытка информации, я переставляю кухонные ящики и шкафчики. Я прохожу по спальне Тиффина и Уиллы, собирая одежду, из которой они выросли, и игрушки, в которые они уже не играют, и тащу их в благотворительный магазин. Я или развлекаю, или убираю, или готовлю, или занимаюсь учебой. Поздно ночью я просматриваю исправленные записи, разглядываю книги до самого утра, пока мне ничего не остается, как свернуться на кровати и забыться коротким глубоким сном без сновидений. Мая все время отмечает мою нескончаемую энергию, а сам я чувствую онемение, совершенную пустоту от попыток постоянно чем-то себя занять. Отныне я буду просто делать и не думать.

После школы Мая занимается курсовой работой. Если она и замечает изменения в моем поведении по отношению к ней, то ничего не говорит об этом. Может, она тоже с того дня чувствует неловкость. Возможно, она тоже понимает, что между нами должна быть дистанция. Мы разговариваем друг с другом настолько осторожно, как если бы босая нога избегала осколков стекла, ограничивая обыденными вещами наш краткий обмен репликами: дела в школе; способы убедить Кита взять на себя стирку; вероятность того, что мама будет трезва на родительский вечер; развлечения на выходных для Тиффина и Уиллы; запись к стоматологу; как остановить протекание холодильника. Мы никогда не остаемся наедине. Мама все больше отдаляется от семейной жизни, давление от попыток сочетать школьную и домашнюю работы усиливается, и я с радостью принимаюсь за бесконечные хлопоты: они не оставляют мне времени на раздумья. Ситуация начинает улучшаться ― я возвращаюсь к нормальной жизни. Пока однажды поздней ночью в моей спальне не раздается стук в дверь.

Звук похож на разорвавшуюся бомбу в открытом поле.

― Что?

Я сильно на взводе от большого количества кофеина. Мое ежедневное потребление кофе достигло новых высот ― единственный способ сохранять силы в течение дня или поздней бессонной ночью. Ответа не раздается, но я слышу, как позади меня открывается и закрывается дверь. Я отворачиваюсь от письменного стола, шариковая ручка по-прежнему зажата между пальцами, мой позаимствованный школьный ноутбук стоит посреди моря исписанных листов. Она снова в той же ночной рубашке ― белой, из которой уже давно выросла, и которая едва прикрывает ее бедра. Как же мне хочется, чтобы она не разгуливала в таком виде по дому, чтобы ее медные волосы не были такими длинными и блестящими, чтобы у нее не было таких глаз, чтобы она не заходила без приглашения. Как же я хочу, чтобы ее вид не вызывал во мне такого волнения, сжимающего внутренности, напрягающего все мышцы в теле, заставляющего мое сердце бешено колотиться.

― Привет, ― говорит она. Звук ее голоса причиняет мне боль. Одним этим словом ей удается выразить и нежность, и заботу. Всего одним словом она передает так много, ее голос зовет меня из глубин кошмара. Я пытаюсь сглотнуть, но в горле все пересохло, мой рот наполняется вкусом горечи.

― Привет.

― Я тебя не отвлекаю?

Я хочу ответить, что отвлекает. Хочу попросить ее уйти. Я хочу, чтобы ее присутствие, ее нежный запах мыла испарились из этой комнаты. Но когда мне не удается ответить, она садится на край кровати, всего в нескольких дюймах от меня, подворачивает под себя голую ногу и наклоняется вперед.

― Математика? ― спрашивает она, глядя на стопку бумаг.

― Да, ― с ручкой наготове я возвращаюсь взглядом к учебнику.

― Эй…

Она тянется ко мне, заставляя меня вздрогнуть. Когда я резко отдергиваю ладонь, ее рука проскальзывает мимо моей и свободная и пустая застывает на поверхности стола. Я снова смотрю в монитор, к щекам приливает кровь, сердце больно колотится в груди. Я все еще ощущаю, как ее волосы, словно занавес, обрамляют ее лицо, и между нами ничего нет, кроме мучительного молчания.

― Расскажи мне, ― ее слова пронзают хрупкую оболочку, которая меня окружает.

Я чувствую, как учащается мое дыхание. Она не может так со мной поступать. Я поднимаю глаза и вглядываюсь в окно, но вижу только свое отражение, маленькую комнату и мягкую невинность Маи рядом со мной.

― Что-то случилось, да? ― ее голос продолжает пробивать молчание как нежеланный сон.

Я отодвигаю стул подальше от нее и потираю голову.

― Я просто устал, ― мой голос хрипит у меня в горле. Этот звук чужой, даже для моих собственных ушей.

― Я заметила, ― продолжает Мая. ― Вот почему я и удивляюсь, зачем ты изматываешь себя.

― У меня много работы.

В воздухе повисает тишина. Я чувствую, что она так легко не отступит.

― Что случилось, Лочи? Что-то в школе? С докладом?

Я не могу тебе сказать. Из всех людей именно тебе я не могу сказать. На протяжении всей моей жизни ты была единственной, к кому я мог обратиться. Единственным человеком, на понимание которого я мог рассчитывать. А теперь, когда я потерял тебя, то потерял все.

― Ты подавлен только из-за этого?