Запретное чтение

Было и еще кое-что. Да, я была ошарашена, да, я больше не могла быть уверена, что Рокки – на моей стороне, но теперь меня посетила догадка пострашнее: раз оказалось, что я ровным счетом ничего не знала о Рокки и ровным счетом ничего не знала о родном отце – короче говоря, раз оказалось, что мои представления о мире были настолько неверными, может быть, все, что я думаю об Иэне и его семье, тоже неправда? Единственное, что я видела собственными глазами, – это та сцена в библиотеке, когда Джанет Дрейк волокла сына по лестнице, а он кричал, что уже раскаялся. Но мало ли что он натворил в тот день? Может, он задушил кошку! А про отметины вилки на лбу Иэн сказал, что это он сам себе сделал. Так от чего же, интересно знать, я его спасаю? Он просто десятилетний мальчик, который считает, что родители не всегда к нему справедливы. Велика беда.

Но, с другой стороны, пастор Боб действительно существует, и я сама видела, как Иэн в ту зиму расклеился. Ведь это-то я не придумывала. Мне, во всяком случае, казалось, что это-то я не придумываю.

Одной из немногих мыслей, которые я ухитрялась удержать в голове, было то, как хорошо, что мы уезжаем из Брэттлборо, подальше от места, где пастор Боб вот-вот проснется и примется поздравлять себя с успехом вчерашней речи, а потом устремится на своем “БобМобиле” в следующий город Новой Англии, нуждающийся в избавлении от терпимости.

Куда бы он ни поехал, вряд ли его занесет так далеко на север, если, конечно, в его планы не входит читать проповеди коровам. И тут у меня тоже возникал повод для беспокойства: если до сих пор я так ошибалась во всем остальном, возможно, и причина визита Иэна в Вермонт была иной? Что, если Боб, человек не вполне стабильный в психическом отношении, начал манипулировать юными мальчиками, заставляя их встречаться с ним где-нибудь далеко от дома и самим придумывать способы добраться до условленного места? Что, если он угрожал им расправой и они вынуждены были бежать из дома и делать все возможное, чтобы молодые наивные библиотекарши помимо собственной воли брались их подвезти? Какой-то бред. Впрочем, я давно перестала искать логику в событиях, происходящих в моем мире.

С тех пор как я выругалась в присутствии Иэна, он почти все время молчал. Я, с одной стороны, хотела загладить вину перед ним, а с другой надеялась уехать как можно дальше от пастора Боба.

– Давай договоримся, – предложила я. – Мы посмотрим на Канаду. Может, через границу удастся разглядеть их гусей, бекон и хоккей. И бесплатную медицину.

Иэн посмотрел на меня без особого восторга. Неудивительно. Я и в самом деле вела себя отвратительно. Я страдала от обезвоживания, давно не ела ничего существенного и функционировала на голом адреналине, но, конечно, все это не означало, что надо демонстрировать Иэну свое интеллектуальное превосходство. Я сделала глубокий вдох – первый за несколько дней.

– Но для начала нам надо раздобыть тебе лекарство, – сказала я. – В какую аптеку ты обычно ходишь?

– В “Уолгринс”, – ответил Иэн. – В Ганнибале.

– Отлично.

Накануне на меня снизошло нечто вроде не свойственного мне провидческого озарения – я нашла сеть “Уолгринс” в интернете и выяснила, что во всем Вермонте всего три такие аптеки. Одна находилась далеко на юге, в Ратланде, другая – в Брэттлборо, где нам ничего не стоило наткнуться на пастора Боба, а третья – в полнейшей глуши, милях в сорока к востоку отсюда.

Я поняла, что уже приняла решение: мы не задержимся в Вермонте дольше чем на день-два, даже если у нас появятся на это деньги. Вряд ли данные из компьютера сети “Уолгринс” поступают в полицейское отделение Ганнибала, но все равно, если со страховки Дрейков снимут сумму за лекарство, для кого-то это станет подсказкой. Но мы ведь в любом случае собирались уезжать из Вермонта, так что подсказка их только запутает.

Меньше чем через час мы стояли в аптеке, и я называла женщине за прилавком настоящую фамилию Иэна. Нас попросили посидеть и подождать, и, пока Иэн листал журнал “Бон аппети”, оценивая каждую фотографию возгласами “Ням-ням!” или “Бе-е!”, я тихо паниковала, почему к нам так долго не выходят – возможно, нас просто держали здесь, чтобы к аптеке успела подъехать полиция. Да и вообще, сколько времени нужно, чтобы просто принести готовый ингалятор с лекарством? Тут ведь не надо дожидаться, пока автомат отсчитает нужное количество таблеток.

Через двадцать минут нас все-таки подозвали к прилавку, доплатить сверх страховки понадобилось всего тридцать долларов плюс семьдесят девять центов за шоколадный батончик, которому, вероятно, предстояло стать моим обедом. Женщина за прилавком спросила, нет ли у меня вопросов к фармацевту. У меня их не было. У меня была масса вопросов к консультанту по части этики, но к фармацевту – ни одного.