Запретное кино

— Под чем? — сморщилась Ирина.

— Извиняюсь, под нарами. Местов нет.

— Подождите, как это его очередь была?

— Так они по очереди спят. Местов нет.

— А остальные, кто не спит?

— Те сиднем сидят. Или стоят, как придется.

— Понятно.

— Значит, вы ничего не видели и не слышали? — спросила Клавдия.

— Почему? Я все видел.

— Здрасьте, — сказала Ирина. — Вы же только что сказали…

— А чего я сказал?

— Вы сказали, что ничего не видели.

— Когда?

— Да только что.

— Не. Я только что сказал, что все видел.

— Ну и что вы видели?

— Кого очередь была, те спать легли, а остальные сиднем сидели, потому что народу много, а…

— А местов нет, — закончила за него Ирина. — Понятно. Дальше.

— А дальше — все. Труп.

— Но вы же только что сказали, что все видели.

— Да, я сказал, что все видел.

— Ну?

— Так я раньше еще сказал, что не углядел.

Ирина обалдело смотрела на Замкова. А тот, словно одержав моральную победу, снова уселся на стул.

— Когда вы обнаружили Семашко?

— В три часа двадцать восемь минут московского времени, — выпалил Замков.

— Такая точность? — засомневалась Ирина.

— А мы обязаны отмечать происшествия.

— Как вы его обнаружили? — спросила Клавдия.

— Так позвали меня.

— Кто позвал?

— Подследственный Чирков. Он не спал как раз, потому что не его очередь была. Он сидел как раз, потому что народу…

— Много, а местов нет, — снова договорила Ирина.

Замков с удивлением посмотрел на нее, откуда, дескать, она знает.

— Да… И увидел, как юшка потекла из-под шконки.

— Юшка — это кровь?

— Ну, юшка, — согласился Замков. — Я позвал дежурного, и мы вошли. А там — все. Труп.

— Кто спал рядом с Семашко?

— Чалидзе и Суханов.

— Чалидзе, Чалидзе… — проговорила Клавдия, вспоминая. — Это какой же Чалидзе?

— Это грузин Чалидзе, — весомо сказал контролер.

— Он по какому делу? — спросила Ирина.

— Этого нам знать не положено.

Клавдия еще раз посмотрела в список сокамерников Семашко. Нет, его подельников там не было. Но все равно надо будет проверить все дела тех, кто был тогда в камере.

— А скажите, Порфирий Игнатович, в последние часы, перед тем как Семашко покончил с собой, вы ничего странного в нем не наблюдали?

— В Семашке? Нет, мужик как мужик. Подследственный — одно слово.

— Или в камере? Может, он с кем-нибудь разговаривал?

— Это когда? За ужином или перед сном?

— Да все это время.

— За ужином он с Горбатовым говорил.

«Горбатов, — подумала Клавдия. — Это дело у Игоря. Кажется, там наркотики».

— А перед сном?

— А перед сном он с Чалидзе разговаривал.

Да что же это за Чалидзе? — все не могла вспомнить Клавдия.

— У кого он украл очки?

— У Горбатова как раз и украл.

Или тот ему сам отдал.

— А разве очки не положено отбирать перед отбоем?

Вот теперь Замков по-настоящему занервничал. Заерзал на стуле, тупо глядя то на Клавдию, то на Ирину.

— Господин охранник, — сказала Ирина. — Вам, кажется, задали вопрос.

— А чего?

— Вы должны отбирать очки перед отбоем?

— По инструкции?

— По инструкции.

— А так, что вот, понимаете…

— Отвечайте на вопрос, — отникелировала свой голос Ирина.

— Так точно, положено.

— Почему же вы не отобрали?

— О-о-й, — как-то по-бабски вздохнул Замков. — Говорил я, а они — «гуманность, гуманность»…

— Кто они и что это за гуманность?

— Так комиссия у нас была. Мы ж теперь в министерстве юстиции, это вы верно заметили. Ну, новая метла… У нас как? У нас народу много, спят они по очереди, потому что…

— Место в нет?

— Потому что на всех нехватка, — нашел новую формулировку Замков. — Половина спит, а половина…

— Сиднем сидит, — вставила Ирина.

— Да, притулятся где попало, — снова соригинальничал Замков. — У них отбой днем наступает. Такие дела. Вот и пожаловались комиссии, что ночью ни почитать тебе, ни телевизор посмотреть. Те и начали — гуманность, гуманность. А я им говорил.

— Ясно, — сказала Дежкина.

А про себя отметила, что это надо будет проверить.

— Ну ладно, Порфирий Игнатович, вы вот прочитайте и распишитесь. Знаете как? — Она протянула ему протокол.

— Да чего читать? Я вам верю.

— Вы все-таки прочитайте, — настояла Клавдия.

И на свою голову. Замков читал протокол больше, чем шел сам допрос. Потел, пыхтел, вздыхал, мучался несказанно. Но осилил, когда рабочий день давно уже закончился.

Клавдия отпустила контролера на все четыре стороны, поняв, что зря потратила на него время.

Лучше бы она сегодня сходила в архив ФСБ.

20.43–22.17

Надо было скорее идти домой. План домашних забот занимал все больше букв алфавита. Но домой идти было некогда.

— Ириш, не в службу, а в дружбу, сбегай в архив, узнай, что у нас есть на этих вот людей. Тем более что я теперь тебе не начальник. — Клавдия передала Калашниковой список сокамерников Семашко.

— Ого, это надолго, — сказала Ирина, взглянув на список.

— А ты только отдай и возвращайся. Мы тут с тобой, пока они там будут искать, потолкуем.

Как только Ирина скрылась за дверью, Клавдия позвонила домой. Подошел недовольный Федор.

— Федюша, соскучился? — промурлыкала Клавдия виновато.

— Ты это кончай, знаешь, — вдруг сразу же обиделся муж. — Сначала — ля-ля, Феденька, милый, а потом раз — и на всю ночь к дурацкому компьютеру. Я его вообще разобью.