Запретное видео доктора Сеймура

Шерри Томас стоит перед камерой. На ней простое розовое летнее платье, которое мало ей на несколько размеров.

Платье смутно знакомое. До меня доходит, что она была в нем как раз перед тем, как ее якобы изнасиловал «Нед», на записи, сделанной лет двадцать тому назад.

Шерри Томас говорит на камеру. Она невыразимо утомлена. В правой руке у нее большой револьвер — «Смит-вессон» сорок четвертого калибра. Становится ясно, что это то самое оружие, о котором говорил Нед, когда угрожал ей.

Она стоит примерно в метре от камеры и смотрит прямо в объектив.

— Это и на смерть-то не очень похоже. Все это уже давно произошло. Никто не говорит, как это скучно — быть одиноким. Скука. Невинное слово. Даже безобидное. Уж точно не отображает всей бездны. Но хуже нет ничего на свете. Однако я, к своему удивлению, боюсь. Может, есть вещи и пострашнее, чем ужасающее однообразие.

И тут впервые на бесстрастном лице Шерри наблюдается подобие улыбки, которая исчезает в тот же момент, что и появилась. У меня возникло впечатление, что улыбка эта была адресована не анонимной камере, а скорее кому-то лично, но если это и так, то кому именно — узнать невозможно.

— Что ж, прощай. Впрочем, мы и не виделись никогда, конечно.

Сказав это, она мгновенно приставляет дуло к виску и спускает курок. Голова ее как будто взрывается. Медленно оседая, Шерри Томас пропадает из кадра. Камера еще час продолжает снимать стену, в прошлом темно-серую, а теперь раскрашенную кровью, раздробленной костью, мозгами.

Примечание автора: В черновом варианте данной книги на этом месте рассказ о событиях заканчивался и оставалось лишь краткое послесловие, содержавшее несколько малоубедительных и непрофессиональных психологических теорий относительно Шерри Томас, от которых я в итоге отказался. Рассуждения о безумии, заключил я, бесплодны. Почему? Потому что безумие подобно звезде, настолько далекой, что ее свет никогда до нас не дойдет. Вот что такое безумие: погружение разума в великий океан тайн. Заповедный континент подсознательного огромен и непостижим, его логика должна всегда оставаться непроницаемой для людей здравомыслящих. Я не готов заниматься вопросом, ответить на который нет никакой надежды.

Кроме того, мои попытки разузнать побольше о судьбе Шерри Томас уперлись в бесконечно расходящиеся тупики. Повинуясь своей страсти к чистоте, перед последним визитом доктора Сеймура она предусмотрительно уничтожила или просто выкинула всю коллекцию видеозаписей, вместе со всеми бумагами и документами, которые могли как-то помочь в установлении ее личности.

Таким образом, в послесловии я сосредоточился прежде всего на личности и поступках доктора Сеймура, который, временами подступая опасно близко к трясине безумия, на момент своего последнего визита к Шерри Томас, казалось бы, уже вновь обрел почву под ногами.

Свои выводы я суммировал следующим образом: опасаясь подкрадывающейся старости, супружеской неверности, подозрений в сексуальном бессилии, тревожась за детей и утомленный появлением младенца, доктор Сеймур прибег к услугам Шерри Томас как к отчаянной мере, призванной помочь ему взять жизнь в свои руки в момент, когда он потерял даже видимость самостоятельности и, вследствие этого, всякую надежду. Понятно, что он переживал очень сложный период, а Шерри Томас была окончательно и безоговорочно безумна. Я считал, что остальных фигурантов этого дела обвинить по существу не в чем — возможное исключение составляла только Памела Джил, чьи мотивы и тогда, и теперь остаются сомнительными.

То, что писалось как последняя глава, я закончил короткой проповедью об опасностях скрытого видеонаблюдения и вуайеризма и решил поставить на проекте крест. На мои просьбы об еще одном интервью Саманта Сеймур упорно отвечала отказом, впрочем, как и Марк Пенджелли. Других нитей, достойных распутывания, я не видел. Саманта Сеймур через своих адвокатов санкционировала публикацию книги, внеся на удивление мало поправок.

Я, как мог честно, представил свое резюме, выполнил обязательства по контракту и даже пошел на не оговоренную им сделку с Самантой Сеймур, принудившей меня выставить на всеобщее обозрение мое грязное белье, так же как, по ее мнению, пришлось сделать ей и ее семье. Записи Сеймура я вернул ей для хранения в сейфе, оставшиеся сдал в лондонскую полицию.

Убежденный, что история раскрыта полностью, я передал рукопись в свое издательство — «Викинг». Они сообщили, что результат их устраивает и что они намерены запустить книгу в производство с тем расчетом, чтобы к концу лета следующего года она увидела свет.

Месяца через три после сдачи рукописи мне вдруг позвонили.

Звонила Виктория Сеймур и просила меня как можно скорее встретиться с ней и ее братом. Мол, им есть что мне рассказать.

Я был удивлен — это как минимум. С самого начала Саманта Сеймур запретила мне встречаться и разговаривать с ними: она вполне здраво рассудила, что вовлекать в это детей было бы аморально. Я принял ее точку зрения, хотя мне и было бы интересно ознакомиться с их взглядом на события.