И он наверняка не подозревал, что прошли недели, пока все операции не были закончены. Фактически лишь сложные хирургические процедуры и сложные лечащие наркотики позволили докторам проделать все это в течение недель, а не месяцев или лет. Делать киборгов было непросто; в данном случае сложности лишь возрастали, потому что его создатели решили, что он должен, без сомнения, сопротивляться своему технологическому совершенствованию. Не потому что у него были моральные или душевные возражения; ничто в файлах ПОДК не позволяло предположить, что Ангус Фермопил будет возражать против того, чтобы стать киборгом. Нет, он будет бесконечно сражаться за свою независимость, потому что никогда и никому не позволит командовать собой. Та же самая технология, которая сделала его суперменом в его же оболочке, будет управлять им; полностью диктовать ему свою волю. Когда хирурги закончили, Ангус был не более чем орудием, биологическим осуществлением воли ПОДК.
Если повезет, он будет совершенным орудием. У него останется разум, память и облик – он сохранит все, что делало его опасным для ОДК и космоса, принадлежащего человечеству. Он мог отправиться куда угодно и делать все, что мог. Но сейчас каждым его действием управляли новые хозяева.
В некотором смысле хирурги изменили его так же неузнаваемо, как мутаген Амниона.
Если все операции прошли успешно.
Это был самый критический момент; если. Невральные пробы и метаболическое моделирование могло лишь снабдить информацией. Они не могли доказать, преуспели хирурги или нет. А компьютер, который будет управлять им может быть калиброван лишь в сочетании с его электрохимической «подписью», его уникальным эндокринно/нейроимпульсным балансом.
Наконец докторам понадобилось разбудить его.
Поэтому они начали удалять из его вен лекарства, посылая малые доли стимуляторов в его мозг. Осторожно регулируя процесс, они заставили его восстать от сна, который давал ему единственную защиту от ужаса и боли.
Когда он достаточно пришел в сознание, чтобы преодолеть сдерживающее начало и крики, они начали учить его, кто он такой.
Ты изменился.
Ты – Джошуа.
Это твое имя.
Это твой код доступа.
Все ответы, которые ты захочешь узнать, доступны для тебя. Твое имя дает тебе доступ к ним. Найди новое место в своем разуме, место, которое похоже на окно; место, похожее на подпространство, соединяющее тебя, каким ты стал и тем, каким ты себя помнишь. Отправляйся туда и назови свое имя. Джошуа. Скажи его. Джошуа. Окно откроется. Подпространство откроется. Все ответы, в которых ты нуждаешься, придут к тебе.
Джошуа.
Скажи.
Джошуа.
Ангус снова закричал. Если бы недели хирургических операций не сделали его таким слабым, он мог бы попытаться сорвать ремни, прикрепляющие его к койке. Но он не мог и поэтому сделал все, чтобы скорчиться как эмбрион и отключиться. Связь между его мозгом и его временным компьютером осталась неактивированной. Если бы он о чем-нибудь думал, если бы он позволял себе о чем-нибудь думать, он бы вспомнил весь этот кошмар – вспомнил бы, что они уничтожили его корабль; вспомнил бы большую стерильную комнату, полную инструментов, с капсулой для замораживания;
Тем не менее, он сотрудничал с докторами. Каждый внутренний импульс и посыл давали им информацию, в которой они нуждались – пищу нервов, которая позволяла им проверить свои предположения, калибровать свои инструменты.
Когда они были удовлетворены тем, чего добились на этот раз, они снова погрузили его в сон.
На следующий раз они резче подтолкнули его к сознанию.
Ты изменился.
Ты – Джошуа.
Это твое имя.
Это твой код доступа.
Все ответы, которые ты захочешь узнать, доступны для тебя. Твое имя дает тебе доступ к ним. Все, что тебе нужно – это назвать свое имя. Подумай об этом. Прими его.
Джошуа.
Скажи это.
Скажи его.
Скажи!
Мощным рывком Ангус освободил правую руку из ремней. Яростно ударив, сшиб с ног одного из докторов, разбил монитор, расшвырял все оборудование. Он мог бы преуспеть в нанесении себе членовредительства. Если бы кто-то не нажал кнопку управления шизо-имплантатом, отключая его.
Связь между его мозгом и компьютером осталась неактивированной.
Черт бы его побрал, пробормотал доктор. Как он может сражаться? Он недостаточно пришел в себя. Ему можно было бы внушить все что угодно, словно ребенку.
Но Ангусу не было нужды приходить в себя, чтобы разбудить свой страх перед кошмарами. В конце концов различные полные насилия страхи его жизни слились в один страх, один огромный барьер ужаса, который растягивался от его поведенческой поверхности до метафизического ядра. Он никогда не колебался, чтобы сражаться с чем угодно, разрушать все что угодно, что могло угрожать открытием пропасти…