Запретные воспоминания

– Ничего страшного, – невозмутимо сказала Полянская, – к полиции у меня свои подходы. Я обязательно поделюсь всем, что мне удалось узнать, с нашим с вами общим приятелем, полковником Буниным. Уверяю, что он умеет слушать и слышать и обычно с вниманием относится к информации, которую добыла я. То, что наша с вами версия будет проверена, я убеждена.

«Наша с вами версия»! Радецкий внезапно почувствовал себя польщенным. Проделанная журналисткой работа была огромна. Она действительно умела добывать информацию и не зря считалась лучшим в их области профессионалом. Впрочем, как и он, только в своем деле.

Закончив разговор, Полянская попрощалась и ушла, и Радецкий остался один, физически ощущая, как давят на плечи все события сегодняшнего дня. Чертов понедельник. На часах была уже почти половина восьмого, можно ехать домой, к Фасольке. А все-таки интересно, если Полянская права, то кого именно могла видеть Нежинская, когда спускалась в холл первого этажа за пирожками?

Впрочем, ответ на этот вопрос был очень простым. Да кого угодно. Крупнейшая областная больница, которой руководил Владимир Радецкий, включала в себя двадцать одно клиническое отделение и более шестидесяти вспомогательных служб, консультативную поликлинику, перинатальный центр, травмоцентр, региональный сосудистый центр и центр медицины катастроф.

Разумеется, не все они находились в одном здании, больничный комплекс состоял из нескольких корпусов, и далеко не все из полутора тысяч сотрудников работали в центральном, самом большом корпусе, но тем не менее огромное количество людей перемещались между отделениями, приходили в главное здание, в том числе на административный этаж, а также покупали те же самые пирожки, поскольку больничная столовая и торговые киоски располагались здесь же.

Да и пациентов никто не отменял. Нежинская не говорила своей приятельнице, что увидела именно медработника, поэтому это действительно мог быть кто угодно. Впрочем, это уж точно не его, Радецкого, дело. С этим пусть правоохранительные органы разбираются. Если захотят, конечно. И смогут.

Он был на трассе, примерно на половине пути до дома, когда телефон звякнул, принеся сообщение от Владиславы Громовой. Радецкий улыбнулся, потому что впервые она написала ему сама, первая. По рабочему вопросу, разумеется. Внутри сообщения был прикреплен документ с перечисленными дополнительными опциями, которые фирма «Мед-Систем» была готова поставить сверх оговоренного контрактом.

«Доеду, почитаю, напишу», – ответил Радецкий.

«Отдыхайте. До утра ничего не изменится. Мне не нравится заставлять вас работать в столь позднее время», – тут же отреагировала собеседница.

Он улыбнулся, потому что если бы написанное было правдой, то она просто не прислала бы свой список. Дождалась бы утра.

«Это не работа. Я просто прочитаю то, что вы прислали, и отвечу», – отбил он.

Сообщения прекратились, видимо, собеседница не хотела отвлекать его от дороги. Понимала, что за рулем. Оставшийся до дома путь Владимир Радецкий улыбался, несмотря на то что не любил понедельники.

* * *

К своим сорока семи годам Владислава Громова была уверена, что в этой жизни уже не может быть ничего, что способно ее удивить. Практически любая ситуация, в которую она могла попасть, какое угодно событие, готовое случиться, уже когда-то были, а потому и эмоции, ими вызываемые, тоже оказывались хорошо знакомыми, и реакция привычной, автоматической. Люди всегда говорили то, что она от них ожидала, и вели себя тоже вполне предсказуемо.

То, что происходило сейчас, было для нее новым, а самое главное, что источником искреннего удивления, переворачивающего жизнь с ног на голову, стала она сама – Владислава Игоревна Громова, директор фирмы «Мед-Систем», успешная бизнес-леди, «железная кнопка». Проснувшись утром вторника на час раньше обычного, на часах еще и восьми не было, и глядя в зеркало в ванной, она была вынуждена признать, что не знает отражающегося в нем человека.

Хорошо знакомая ей Влада не могла прошлым вечером с половины одиннадцатого и до половины первого вести телефонную переписку с малознакомым человеком, более того, мужчиной, допуская в ней такую степень откровенности, что это граничило с бесстыдством. То, что она никогда не была ханжой, и то, что этот мужчина был врачом, ее мало оправдывало и почти ничего не объясняло.

Более того, эта переписка, вначале деловая, а потом все более личная, вызывала в ней мощный физический отклик, даже не давно забытый, а просто никогда доселе не существовавший, и это тоже было совершенно непонятно и необъяснимо, а еще пугало, потому что Влада не любила, когда чего-то не понимает.

Последнее полученное сообщение гласило: «Ложитесь спать, фантазерка! Сны снятся часто? Тогда я сегодня приду. Вчера не мог, занят был, в полнолуние у вампиров много дел по ночам». И надо было признать, что даже чужие сны этот человек контролировал полностью, вторгаясь в них тогда, когда считал нужным.