– Я ничего не понимаю, – жалобно сказала Влада. – Какая давняя несправедливость? Это как-то связано с тем, что говорила мне Инесса Перцева?
– Связано. Еще как. Я вам потом обязательно расскажу, – пообещал ей Радецкий. – Вот мы сейчас Олега Павловича отпустим, примемся за наш «Наполеон», и я вам поведаю чудесную историю двадцатилетней давности, которая, как мне кажется, объясняет, что именно произошло с госпожой Нежинской в моем богоугодном заведении.
– Вы знаете, кто ее убил?
– К сожалению, нет, но догадываюсь за что. Олег Павлович, а вы знаете, что муж подруги вашей мамы в свое время скончался, потому что у него сердце не выдержало пыток?
Час от часу не легче, еще и пытки. Влада поежилась.
– Да, смутно помню, я тогда в другом городе жил, сюда еще не вернулся. Нежинский не был бедным человеком, у него же имелся бизнес, причем весьма успешный. Поэтому неудивительно, что к ним в дом как-то ворвались вооруженные преступники, которые искали ценности. Мама рассказывала, что тетю Иру и ее мужа пытали, но им удалось вызвать охрану. А ночью ее муж скончался от инфаркта. Она тогда сразу после похорон уехала, но деньги-то его никуда не девались. Она их явно как-то с собой забрала. Наследников у нее нет, поэтому я решил, что она приехала завещание оформить.
Логики в этом умозаключении не было никакой. Для того чтобы составить завещание, не требовалось ехать сюда, нотариусы и в Москве работают. Это Влада понимала со всей очевидностью. Радецкий, судя по несколько соболезнующему выражению его лица, тоже. Нет, они оба были точно умнее Олежика.
– Ладно, Олег Павлович, что с вами делать, я решу завтра. Попрошу выйти на работу, раз уж ясно, что вы ничем не болеете, и сразу после оперативки прийти ко мне. А до оперативки позвоните следователю Зимину и все ему расскажите. И про ваше давнее знакомство с Нежинской, и про ее слова, сказанные вам и вашей маме, и про то, как вы каждый день носили ей передачи, а в день убийства припозднились. А сейчас идите с богом, мне надоело лицезреть вашу физиономию, не говоря уже о том, что вы мне испортили свидание.
Тихомиров выглядел озадаченным, а Влада опять почувствовала, что краснеет. Нет, ну что за невозможный человек, неужели нельзя было промолчать. И так понятно, что означает их ужин на двоих, особенно с учетом белых роз на столе, совсем необязательно называть вещи своими именами при посторонних.
– Я временами прямой до неприятных ощущений, – сказал Радецкий, когда взъерошенный Тихомиров ушел. – Но только с теми, к кому неравнодушен. Привыкайте.
Ну и как прикажете расценивать эту фразу? Как предостережение или как обещание? Поселившаяся внутри Владиславы Громовой новая незнакомая Влада предпочла второе.
– Так что там с самолетами? – спросила она, принимаясь за пирожное, которое совсем недавно не хотела. Сейчас в ней отчего-то проснулся зверский аппетит. – Вы обещали рассказать.
– О, это чудесная история. Ее действительно раскопала Инна Полянская.
Рассказчиком этот мужчина был необыкновенным. Говорил он коротко, не растекаясь мыслями, не уводя повествование в сторону, но так образно, что ей казалось, будто она видит аэродром воинской части, стоящие там самолеты, напряженные лица «заговорщиков», решивших заработать на собственности государства: командира воинской части, принявшего на себя основной удар последствий, прокурора, замявшего дело, Нежинского, обеспечивавшего финансовое прикрытие сделки и захапавшего все деньги себе. В общем, совершенно понятно, за что его потом пытали. И да, Радецкий прав, за сумму в четырнадцать миллионов долларов действительно можно убить. Хоть двадцать лет назад, хоть сейчас.
– Получается, что о деньгах знали три человека, а с учетом прошедшего времени наверняка еще и их наследники. Если принять за данность, что перед смертью Ираида Нежинская решила отдать долги своего покойного мужа и именно в этом заключалась справедливость, которую она собиралась восстановить, то при чем тут Тихомиров? Олег и его семья не имели ведь отношения к продаже самолетов, – спросила она.
– Нет, но справедливость бывает разная. В этой истории был еще один человек, который пытался разоблачить эту шайку и погиб. Его звали Михаил Суриков.
Теперь Влада, приоткрыв рот, до того ей было интересно, слушала про «дон Кихота», вступившего в неравный бой с ветряными мельницами и погибшего под колесами неустановленной машины, а также о его дочери Елене Валуевой, незадолго до смерти тоже приходившей к Нежинской, которая говорила о том, чтобы «воздать кому-то по заслугам».
– Понимаете, Влада. Мы с Инной Сергеевной Полянской пришли к мнению, что нападение на квартиру Нежинских организовал кто-то из заговорщиков, оставшихся без обещанных денег. Точнее, мы думаем, что это был кто-то из их детей.