— Ого! — произнес супруг Леночки, еще не вполне разбирая, что происходит, но пораженный силой женского оргазма.
Его жена билась в объятиях гостя как рыба, бешено хватая раззявленным ртом воздух и не очень соображая, что совершается вокруг. Возможно, необходимость все делать самой возбудила ее и довела до такой высокой грани эротического самозабвения, за которой она перестала адекватно воспринимать окружающее и выскочила к вершине наслаждения как ракета, оставив своего неудачливого визави пресмыкаться где-то далеко внизу со своим бессилием и вынужденной супружеской верностью.
По пути домой муж и жена все время молчали. И только у дома Маня наконец разлепила губы:
— Что? Понравилось?
— А? Ну да, я бы и еще, пожалуй, разок согласился, — с развратной радостью взбодрился так и не смогший изменить своей спутнице муженек.
— А мне — однозначно нет, — отрезала Ванина добродетельная супруга. — Мне больше этого — хватит.
Обсуждали с женой и дочкой, как проводить отпуск. Решили, что они вначале едут к приятельнице за границу на месяц отдыхать, во французский город Париж, а я, после их возвращения, на месяц — на море, на свой любимый курорт Анапу. К сожалению, условия нашей с женой работы таковы, что мы не можем одновременно ее бросить и вместе уехать на отдых — кому-то нужно непременно оставаться. Но я не в претензии. Во-первых, в Париже я уже бывал; во-вторых, я безумно люблю море и поеду, конечно же, с Марией; в-третьих, целый месяц перед тем мы будем с Марией одни — и никто не будет нам мешать вступать в связь, когда и как мы захотим. Даже и без помощи супруги. Предвкушение свободной жизни подействовало на меня так возбуждающе, что, не откладывая дела, я увлек Марию в ванную и там заставил совокупиться нелюбимым ею способом — стоя.
Любопытно, а Он таким образом сходился с нею? Как вообще это происходило у Него и у ангелов с земными женщинами? Предполагаю, вся греческая (соответственно римская) библейская (соответственно прочая) мифология на самом деле описывает, в первую очередь, любовные (ну конечно, и другие) похождения одного и того же Персонажа, разнящиеся лишь в особенностях представления о Нем у разных народов. Что не так уж и важно: по сути, Он — Один и Тот же. Так все же: как у них, небожителей, это все на деле происходило? Какие при этом позиции бывали наиболее предпочтительны? Неужто только «миссионерская»? Или они их меняли? И действительно ли неописуемое божественное наслаждение испытывает женщина, лежа под Ним? Или это наслаждение можно как-то все-таки описать, то есть выразить, то есть, по сути, сравнить с удовольствием от земного мужчины? Но из всех, кто мог бы ответить мне на эти вопросы, я знаю только Марию, но ее не расспросишь, тем более в подробностях. А тут важны именно подробности.
Если не считать легкого облачка ее неудовольствия от традиционно немилой ей позы, все прошло замечательно. Давно уже мы с нею так не были близки. Я поливал ее своей молофьей, не обращая внимания на деликатное царапанье в закрытую дверь: жена просилась к нам. Скорей всего, законной зазнобе хотелось удостовериться: что я и, может быть, с кем там делаю. Я кончил и открыл. Жена удостоверилась:
— И она тут? — И захлопнула дверь.
Я поправил одежду, отер мою любимую от спермы и вышел из ванной.
Недовольная супруга глядела в телевизор. Дочка была на кухне. Установив Марию, как обычно, на ее место, я присел на диван к жене:
— Что ты? — Она не отвечала. — Подумай — к кому?
— Извращенец.
— Да. Можно сказать «трансцендентальный»…
— Дурак.
Не отвечая, я сгреб ее в охапку и запустил руку под майку к голому телу. Я знаю, как можно переменить настроение моей законной милки. Вначале она отбивалась, пыталась вырваться, потом сдалась, и ее соски под моими пальцами отвердели.
— Ты в своем уме? — Она кивнула в сторону кухни, где, судя по звукам, что-то с аппетитом уплетала дочка, и примирительно добавила: — Вечером.
Мир был восстановлен.
Вечером, как договорились, я лежал на супруге, а та читала книгу. От этого ее поведения я оказался так несказанно возбужден, что твердый, как шомпол, хуй сам проскользнул во влажное жерло ее вагины. А она все читала. Потихоньку, не мешая процессу просвещения, я начал в ней продвигаться. А она все читала и читала! Однако я еб ее не протестуя. Хуй стоял как редко когда. Наконец я почувствовал легкое ответное подвигивание бедер. И хотя она с упорством продолжала глядеть в свою книгу, но букв, я думаю, уже не разбирала; участившееся дыхание говорило об этом. Так книгу не читают.