Запретный мир

Глава 18

Но не языческого края

На нем одежда боевая…

А.К. Толстой

Застегнув на себе телогрейку (как всегда, верхняя пуговица не сошлась с дыркой), Витюня озадаченно почесал в затылке. Спецодежду, выданную некогда скаредным прорабом Мамыкиным, было не узнать. Зашитые умелой рукой, исчезли прорехи, и нигде не топорщилась серая вата. На груди и животе тесно, одна к одной, сидели круглые медные бляхи. На спине их не было: всякому было ясно, что непобедимый богатырь Вит-Юн не станет показывать врагу спину. Воткнутый в землю лом венчала ушанка, также обшитая бляхами. Три штуки: одна побольше на лбу и две поменьше, овальной формы — на ушах. Какой-никакой, а шелом.

— Не жмет? — участливо спросил Юрик.

Витюня подвигал руками.

— Вроде под мышками трет немного. И где живот…

— Сам виноват. Не знал, что от пива толстеют?

На этот раз привычный наскок Юрика возмутил Витюню до глубины души.

— Ты, что ли, меньше пил?!

— Сравнил! — Юрик громко хмыкнул. — Я все время на ногах, дел невпроворот, а ты только и делаешь, что валяешься. Один день помаршировал с фалангой — умаялся, болезный… Учти, в бою мне тебя шевелить будет некогда. Проиграем сражение — вождь всех собак на тебя повесит, непобедимый богатырь…

— Какое еще сражение? — недоуменно пробурчал Витюня. — Опять, что ли?

— Опять, — любезно пояснил Юрик. — Или снова. Или вдругорядь. Тебя для чего племя кормит? Ты давай топай, а то опоздаем на сборный пункт. Лом не забудь…

— Я говорю, опять напал кто-то, что ли?

По всему было видно, что Юрик опять собирался сказать какую-нибудь гадость, но он только прищурился юмористически и пожал плечами:

— Да вроде нет пока.

— А тогда куда это мы намылились в такую рань? — вопросил Витюня, оглядываясь на покинутую землянку.

— В поход, батыр. — Юрик был оживлен сильнее обыкновенного. — В наш первый боевой поход. По долинам, естественно, и по взгорьям.

— На кого?

— На соседей. — Юрик махнул рукой. — На тех, что живут за во-он той горой. Народец имени какого-то зверя, вроде как соболя. Мне шкурку показывали, но я в мехах не очень-то, сам знаешь. Не мой профиль. Я же больше по бюстгальтерам…

Витюня выразительно покряхтел, и Юрик умолк.

— Не понял. Они здешним что, враги?

— Наоборот, друзья. — Юрик фыркнул. — Ну, вроде не закадычные, если я верно уловил, но друзья. Так сам посуди: не с врагов же начинать — те наготове и вдобавок сильнее! А эти от нас ничего не ждут, и зря. Нет, Растак — умная голова, ему только с эпохой не повезло. Родись он лет через пятьсот — какой Аттила из него бы вышел!..

Витюня остановился посреди проулка и помотал головой:

— Я не пойду.

— Почему?

— Не хочу.

Юрик тоже остановился, в нетерпении притоптывая ногой. В руке копье, на спине щит-плетенка, похожий на днище большой корзины, за поясом проушный топорик-клевец, под мышкой мотоциклетный шлем, поверх грязного комбинезона напялена кожаная рубаха с медными бляхами. Карикатура… Еруслан-воин…

— Неубедительно.

— Подло вот так вот на друзей… — глухо пояснил Витюня.

— Чего-о?..

— «Чего»! Подло, говорю.

— А пиво задаром пить — не подло? — взвился Юрик. — А семгу трескать на халяву? А? Что замолчал-то? Ты вообще знаешь, почему мы до сих пор живы?

— Почему? — спросил Витюня.

— Потому что мы нужны! Тут действует какой-то запрет на связь с нашим миром, религиозный, что ли. Это мне вчера та девчонка объяснила, шаманка… — Юрик неожиданно улыбнулся неведомо чему, но, спохватившись, снова перешел на деловой тон: — В общем, похерили они тот запрет, без балды. Вождю-то терять нечего: либо пан, либо пропал. Племя слабое, без нас его перебьют на фиг. И с нами перебьют, если не начать первыми, понял, батыр? А ну пошли!..

Витюня неопределенно промычал и действительно двинулся вслед за Юриком. Если бы даже голова не шла кругом, то все равно в ней сидело такое месиво — впятером не разгрести. Одна надежда, что ушлый напарник знает, что делает.

Между крайними домами селения и обширным общим огородом, засаженным репой, пришлось пройти сквозь толпу женщин, впрочем охотно и уважительно расступившуюся. За огородом, за ближним полем, на «полигоне» кучились черные точки людей. Тут даже Витюне стало понятно: баб не допустили провожать воинов дальше околицы. Оно, пожалуй, и правильно…

— Ты который день здесь живешь? — спросил Юрик.

— Тот же, что и ты, — нашелся Витюня. — Не считал.

— Пятьдесят восьмой. Пол-лета прошло, ночи темнее стали… А из языка и десяти слов не выучил. Как дальше жить думаешь?

От возмущения у Витюни перехватило в горле. Затем под кадыком что-то пискнуло, и открылся путь медвежьему рыку:

— Дальше? Жить? Здесь?!!

— Ну да. — Юрик даже не вздрогнул и воззрился на Витюню с опротивевшим любопытством. — А где же еще?

Взять подлеца за грудки, поднять и хорошенько встряхнуть помешали бляхи, нашитые на кожан.

— Без рук, без рук! — заверещал Юрик, отскакивая и прикрываясь ловко сдернутым со спины щитом. — Развоевался, блин!.. Рано еще. Я тебе скажу, когда надо будет. Ты что себе думаешь: я о возвращении забыл?

— Ну, — уверенно прогудел Витюня.