— О, вы ни в чем не виноваты! Она была начинающей киноактрисой… Загорелся павильон, в котором велась съемка. Она не успела выскочить… Вот поэтому, — он прижал руку к сердцу, — я воспринимаю несчастье сеньоры Ирены, как свое личное, и ее боль, как свою собственную боль. Однако простите, я задержал вас… Если у вас больше нет вопросов, пойдемте к детям, они ждут вас…
Ана Роса и Даниэль сидели в плетеных креслах в саду. В это время дня у них вошло в привычку принимать воздушные ванны. Они вполголоса обсуждали предстоящее вселение Ирены Гальярдо с детьми и Милагритос в их дом.
— Самое ужасное, что маме придется взять теперь их всех к себе на содержание, — ворчала Ана Роса, — добро бы, одну Мартику… Но весь выводок!.. К тому же, я терпеть не могу эту Ирену…
— Да, я слышал о том, что на счета Хермана Гальярдо наложили арест, — лениво процедил Даниэль, — маме об этом сообщил адвокат Оливейра…
— Покойного Хермана Гальярдо, — уточнила Ана Роса.
Брат искоса посмотрел на нее.
— Тебя, кажется, это радует?.. Да, — не спеша продолжал он, невольно подстраиваясь под циничный тон сестры, — мы знали Хермана во многих качествах… Сперва, говорят, он был воротилой наркобизнеса, любовником многих красивых женщин, затем крупным бизнесменом, затем несчастливым мужем и калекой, затем грузчиком, затем — продолжал загибать пальцы Даниэль, — арестантом, затем…
— Да-да, а вот покойником мы его еще не знали, — жестко усмехнулась Ана Роса, — но ты забыл о еще одной его роли… Когда-то он выступал в качестве претендента на руку нашей матери…
Брат, сощурившись, посмотрел на сестру. Лицо Аны Росы казалось застывшим как маска.
— И ты никак не можешь забыть об этом? — покачал головой Даниэль. — Это было давно, нас с тобой еще на свете не было…
— Замечательные времена, — пробормотала Ана Роса.
— Какие? — не понял Даниэль.
— Когда нас не было на свете… Не так ли? — она в упор посмотрела на брата.
Даниэль отвернулся.
— Не стану тебе возражать, — сдержанно заметил он.
Ана Роса потянулась.
— Тебе и нечего возражать, это ясно. Разве нам обоим жизнь принесла счастье? Разве наша молодость не проходит в унылом однообразии? Наконец, разве мы оба считаем себя полноценными людьми, настоящими ди Сальваторе?
— Но у тебя-то какие проблемы? — глухо произнес Даниэль, — с тобой ведь все в порядке. Ты — стопроцентная женщина…
Ана Роса положила руку себе на грудь.
— Стопроцентная, — с горечью повторила она. — Нет. Здесь у меня пусто. Здесь, слева, стучит какой-то непонятный механизм, отсчитывая мое время. Гайки, шестеренки, молоточки… здесь, внутри, не расцвел ни один цветок. Пусто, Даниэль, пусто.
— А Гонсало? — спросил Даниэль.
— Тень, тело, кукла, потребность организма, средство от скуки, — перечисляла Ана Роса.
— А Галаррага?
Ана Роса презрительно усмехнулась.
— Плебей, паяц. Говорит, что убьет меня, если я буду продолжать встречаться с Каррьего. Пожалуй, ради этого я и встречаюсь с Гонсало… Может, этот кретин Галаррага и вправду меня прикончит? То-то бы одолжил! Но нет — все ноет, кричит, стучит себя в грудь кулаком. Однажды даже избил меня…
— Да ты что! — Даниэль вскочил на ноги.
— Сиди ты, — лениво пробормотала Ана Роса, — мне это, можно сказать, пришлось по вкусу. Избил. Я после этого три дня пудрилась, как Мальвина. Он иногда может быть зверем, чем и привлекателен. Кстати, — Ана Роса сквозь смеженные ресницы взглянула на брата, — говорят, Андреа вышла замуж?
— Вышла, — вяло подтвердил Даниэль. — Я сам уговорил ее выйти замуж.
— Может, зря? — осведомилась Ана Роса. — Она же любила тебя?
— Рядом с ней я острее чувствовал свою неполноценность.
— Но она любила тебя!
— Тем хуже для нее… Давай не будем про Андреа, хорошо?
— Давай, — согласилась Ана Роса и зевнула. — Давай вообще подремлем немного… Впрочем, только этим мы и заняты всю свою жизнь!
Ирена открыла глаза. Веки были словно налиты свинцовой тяжестью. Она никак не могла сосредоточить взгляд на лице, склонившемся над нею. Наконец, Ирена с трудом разлепила губы и прошептала:
— Эстелита!
Женщины порывисто обнялись.
— Поплачь, родная моя, — покачивая ее, произнесла Эстела.
Ирена мягко высвободилась из ее объятий.
— Не могу. Не могу плакать. — Глаза ее горели сухим блеском. — Слезы льются где-то внутри, их впитывает сердце. Скажи, как дети? — она тревожно приподнялась на локте.
Эстела мягко уложила ее на подушку.
— Все нормально, я их только что видела. С ними тот сеньор, который помог вам выбраться из окна. Это великодушный, добрый человек, совсем молодой, но он знает, что такое горе… И он изо всех сил пытается приободрить детей… Ирена, если можешь, если ты в силах, расскажи мне, как все произошло.
— Помоги мне сесть, — пролепетала Ирена. — Да, так. Подоткни подушку.
Эстела помогла ей сесть в кровати, а сама примостилась в ногах у Ирены.