— Сделал уроки? — оторвавшись от сына, уже строго спросила сеньора Амаранта.
— Почти, — с улыбкой признался Хулио.
Брови Амаранты невольно сдвинулись, так она и думала: стоит ей только отлучиться!..
— Иди сейчас же к себе, — распорядилась она. Спустишься, когда закончишь.
Мальчик поплелся вверх по лестнице. Он столько хотел рассказать! Ведь они не виделись целый день! Но что поделаешь, он опять зачитался приключениями! А теперь, хочешь не хочешь, придется решать противные задачи. Возможность ослушаться матери ему и в голову не приходила.
Донья Амаранта сидела, задумавшись, у себя в спальне. Комната, вся состоявшая из белоснежных полированных поверхностей, мало походила на женскую обитель; но натянутые нервы хозяйки не выносили ни малейшего беспорядка. Цветная косынка на столике произвела бы впечатление взрыва.
— Сумасшедшая! — отзывался о ней муж.
Она сидела в кресле, откинувшись на спинку, положив руки на подлокотники, и перед глазами ее проходили картины прошлого.
Маленький дом с комнатами почти без мебели, но без единой пылинки. Скудная похлебка на столе, и гордость за свое древнее благородное имя. Альваресы были их соседями — зажиточные, шумные плебеи. Втайне она их презирала. И все-таки вышла за старшего из соседских сыновей, когда тот посватался. Ей было шестнадцать, ему двадцать четыре, и он только что получил диплом адвоката. Говорили, что тогда она была хороша собой. Да, она была хороша, но и тогда в ней было мало женственного. Гордость — вот что в ней было главным и что осталось главным до сих пор.
Недурен собой был и Алонсо Альварес, недурен, неглуп и очень честолюбив. Манеры его в те времена не отличались безупречностью, но он не считал для себя зазорным поучиться у своей пусть бедной, но родовитой жены, а она знала все правила этикета до малейших тонкостей. Не щадя сил, служила она его честолюбию и его карьере. На самом же деле она служила своей гордыне, мечтая, что однажды перестанет презирать его… Жили они сперва скудно, поскольку в приданое она принесла ему лишь древнее аристократическое имя, но для его карьеры и этого оказалось немало. Идеальная чистота и порядок царили в их скромном жилище. Алонсо успешно продвигался по службе. И вскоре они переехали в квартиру попросторнее, а потом и в другой, более престижный район. Тогда же они впервые наняли прислугу. Амаранта сумела вышколить деревенскую девчонку, и та тоже стала идеальной помощницей — служит в доме Альваресов и до сих пор, сухопарая, засидевшаяся в старых девах Миранда. Дважды в год Альваресы устраивали большие приемы и раз в месяц приглашали нужных для Алонсо людей.
Приемы и вечеринки были безукоризненными с точки зрения этикета и вместе с тем чопорными и безжизненными. Но оказаться в числе приглашенных к Альваресам стало со временем престижно, и все отдавали должное Амаранте как идеальной жене.
Алонсо же с годами становился все холоднее, строже и безупречнее. Поначалу он любил одеваться ярко, обожал цветные рубашки, пестрые шейные платки, и цветы ему нравились яркие, крупные, нравились и деревенские покрывала, половики, аляповатые кувшины. Он даже попытался поначалу что-то такое принести к ним в дом, но как-то сник под недоумевающе-вопросительным взглядом жены. Со временем он оценил преимущество безупречных костюмов и манер, и сам стал изысканно вежлив, чопорен, холоден и неуязвим. Восемь лет они прожили без детей. Когда окончательно стало ясно, что родить Амаранта не сможет, они были уже достаточно богаты, чтобы хотеть иметь наследника. К тому же их идеально налаженный и упорядоченный дом, блистающий чистотой и холодом, нуждался в солнечном лучике, малой толике беспорядка, красочном мазке — он нуждался в жизни, а жизнь могла появиться в нем только вместе с ребенком.
Перед глазами Амаранты возникло узкоглазое скуластое лицо Флоры. Она презирала эту женщину, она была ей противна, но Флора принесла ей счастье; Амаранта как бы вновь увидела белый сверток с голубыми лентами и крошечное личико, которое показалось ей необычайно осмысленным. С тех пор ее муж мог чувствовать себя совершенно свободным, она же целиком и полностью принадлежала ребенку.
Амаранта припомнила сына двухлетним — смышленого, подвижного и веселого. Он не отпускал мать ни на секунду, и стоило ей отойти, закатывался громким ревом. За его безоглядную преданность Амаранта обожала сына и готова была отдать собственную жизнь, лишь бы ее сыну было хорошо и комфортно.
Четыре года, пять, игры в саду, занятия рисованием, музыкой. Она не хотела нанимать ему даже гувернантку, обходилась услугами няни и сама до школы учила его и читать, и писать, и считать.
А пляж! А купание в море!..
И вот он впервые идет в школу, а они с Алонсо провожают его. Они выбрали для Хулито католический колледж, но на пансион Амаранта отдавать сына не захотела и ходила за ним в школу каждый день, будто на свидание. Как радостно он бежал к ней навстречу с криком:
— Мамочка!
Как весело они обедали в большой столовой, и Хулито без умолку рассказывал матери о школьных новостях, учителях, товарищах, происшествиях…