Никогда, никогда не пришло бы ему в голову променять благородную нетерпимость Амаранты на мещанские добродетели Карлотты. Алонсо было жаль, что жена так низко поставила его, отказав в понимании истинных ценностей, но виноват в этом был он сам. Хотя ему казалось, что Амаранта прекрасно понимает его, и понимает, почему он наблюдает за воспитанием Хулио издали. Он ждал своего часа, ждал, пока сын подрастет и вступит на благородное поприще карьеры, где он, отец, станет для него опытным и искусным проводником. Он копил для сына свой опыт. И если брал, как кому-то казалось, сверх меры, то только потому, что хотел избавить Хулио от необходимости тоже брать. Его сын должен был иметь возможность позволить себе любую прихоть, не роняя при этом достоинства…
Подперев голову руками, Алонсо сидел в своем кабинете и сожалел, что не сказал Амаранте, какое место занимает в его жизни их Хулито. Сколько ночей он провел, мечтая о будущем сына! То он видел Хулио блестящим адвокатом, выигрывающим самые трудные процессы, и в конечном счете министром юстиции, то многоопытным хитроумным нотариусом, владеющим тайнами наследств и состояний, негласно управляющим браками и судьбами наследников и наследниц. Видел он сына и банкиром, одним из некоронованных королей страны, вершителем судеб. Примеривался он и к военной карьере для своего мальчика… Но кем бы он ни представлял его себе — адвокатом, нотариусом, генералом, — в первую очередь сын был благородным, полным достоинства человеком. В воображении Алонсо сын обладал тем, что его отец невозвратимо утратил и чего не мог себе простить. Вот об этом и собирался поговорить Алонсо сегодня вечером с Амарантой.
Бедная Амаранта! Как могла она заподозрить его в желании жениться на Карлотте?! Впрочем, она же не видела свою соперницу, потому вообразила себе невесть что. Он совершил непростительную ошибку, он должен был показать Амаранте Карлотту хотя бы издали, и жена тотчас бы все поняла. И наверное, стала бы презирать его еще больше! Но уж опасаться этой белотелой толстушки с мелкими зубками она бы не стала. Но еще не все потеряно. Сегодня он успокоит жену, утешит, снимет тяжесть с ее души.
Кстати, напрасно он так резко отозвался о Монкадо в разговоре с Амарантой. Резкость его была вызвана только тем, что он ни за что и ни с кем не хотел делиться сыном. Но в порядочности этого человека у Алонсо не было никаких сомнений. Уж в чем-в чем, а в людях он разбирался. С этими людьми можно было договориться. Даже с наименее приятной ему Флорой. По сути, они не представляли для них никакой опасности. Так что он собирался успокоить Амаранту на этот счет. Он же знал, прекрасно знал, что Амаранта мгновенно теряла голову, стоило только завести речь о сыне. Но по рассеянности, по легкомыслию не придал всему этому должного значения. А она взяла да и придала, и вдобавок еще сделала далекоидущие выводы, глупышка!
Расставив мысленно все по своим местам, Алонсо успокоился.
К вечеру он, по обыкновению, заехал к Карлотте, поужинал и сыграл с ней партию в канасту. Партия затянулась, и вернулся он домой довольно поздно. У Амаранты свет уже не горел, и он прошел сразу к себе, не желая ее тревожить.
Утром осведомился о сеньоре у сухопарой Миранды.
— Сеньора Амаранта и Хулио уехали на несколько дней и не сказали, куда, — неожиданно ответила Миранда, недоброжелательно глядя на своего хозяина.
— Вот как? — удивился Алонсо. — И сеньора не передала записки или чего-нибудь на словах?
— Ничего, — поджав губы, ответила Миранда.
— Хорошо, иди.
Отъезд жены был полной неожиданностью для Алонсо, но он решил не пускаться сразу же на поиски. Очевидно, она очень нуждалась в отдыхе, чтобы успокоиться и прийти в себя, раз сломала размеренный распорядок своей жизни и даже забрала с собой Хулио. Обычно она такого себе не позволяла. Но сама эта неожиданность в поведении Амаранты не встревожила его, а успокоила. Жена находилась в крайности и приняла крайние меры. Он всегда знал, что Амаранта — сильная женщина и что он может на нее положиться.
Когда сеньор Алонсо думал о «крайности и крайних мерах», он и не подозревал, насколько оказался близок к истине. Несчастная Амаранта и впрямь была на пределе. Накануне она провела ужасную бессонную ночь. После изнуряющей пустоты и тошнотворной слабости, мысли закружились у нее в голове вихрем. Даже не мысли — образы, ощущения. Пространство будто сгустилось вокруг Амаранты, и со всех сторон потянулась к ней враждебная темнота, грозя отнять у нее ребенка. Амаранта не называла имен, перед ней не возникало лиц, все сосредоточилось на ощущении враждебной силы, которая разлучала ее с тем, что было дороже всего на свете. И нигде не было для нее спасения. «Спасение… Спасение!» Наконец-таки во враждебном мире появилось слово, за которое она уцепилась. Ей нужно было искать
— Спасение… спасение в бегстве… бежать… искать спасения…