Запретный мужчина

— А газеты вы читаете?

— Мне сейчас не до газет!

— Так вот: в газетах вчера было сообщение, что жена и сын Альвареса погибли в горах. Несчастный случай.

— О Господи! — прошептала Флора. — А Пилар? Она уже знает?

— Когда она будет вам звонить, вы спросите ее об этом. И если еще не знает, скажете. Мне очень тяжело, Флора. Нам всем очень тяжело…

Флора сидела у телефона, сгорбившись, закрыв лицо руками. Хесус, который шел к ней с газетой, понял, что она уже все знает. Он сел рядом и взял ее за руку.

— У нас есть еще внуки, которых нужно спасать, — сказал он ей. — Ты же знаешь, что Херман погиб и Ирена осталась с детьми одна…

Другого утешения для Флоры он найти не мог, но и это подействовало.

— Да-да, нужно забрать Пилар и срочно лететь в Венесуэлу, — встрепенулась Флора. — Всем вместе нам будет легче. Да-да, теперь я не боюсь звонка Пилар. А то я просто не знала, что ей сказать…

Деятельность нужна была Флоре как воздух. И раз все-таки нужно было куда-то лететь, она ожила.

«Ах, Пилар, Пилар, бедная моя девочка, — думала она. — Ну ничего, в Венесуэле ей будет не до печали, самое главное для человека — это действовать, действовать, действовать…»

Пилар позвонила к вечеру. Она тоже уже все знала. Голос у нее был ровный. Флора просто выносить не могла этого ее ровного голоса.

— Мы все втроем срочно летим в Венесуэлу, — затараторила она. — Ирене нужно помочь с детьми. Ты можешь заняться Хермансито. Срочно приезжай! Завтра, самое позднее послезавтра мы вылетаем!

— Я никуда не поеду, мама, — ответил ровный голос Пилар. — Я останусь здесь. Я хочу побыть в той деревне, откуда ушел мой мальчик. Спасибо, что в трудную минуту ты была со мной. Но теперь я хочу побыть одна.

Флора осеклась.

— Хорошо, дочка, хорошо, — наконец сказала она. — Конечно, поезжай.

А что она еще могла сказать?

Пилар же, опустив трубку, упала на постель и заплакала. Она не хотела быть одна, но она была одна! И теперь уже на веки вечные! Слезы лились и лились из глаз, и ей становилось легче. Потом иссякли слезы, и внутри осталась напряженная звенящая пустота. Смеркалось. Сейчас она спустится, пройдется, оглядит этот маленький городишко. А завтра сядет за руль и отправится в путь. Теперь она точно знала, где найдет своего мальчика.

У выхода из гостиницы смуглая женщина в шали взяла ее за руку.

— Плохо тебе, красавица! Пойдем со мной, погадаю!

«О чем гадать? Все уже разгадано!» — горько усмехнулась про себя Пилар. Но покорно пошла за старой цыганкой.

Глава 23

Садики, домики, Пилар не могла уследить, куда же ее ведут. Она только следила за черной шалью идущей впереди женщины и старалась не отстать, не отстать! Нечаянная эта гонка на какой-то миг заняла все мысли Пилар, и поймав себя на этом, она удивилась. «Горе-то казалось неизбывным, а вот вдруг взяла да забыла». Теперь ей показалось, что они уже вышли из города — иначе откуда эти палисадники и виноград?! И потом опять сообразила, что даже и не знает, в городе она остановилась или в деревеньке — так дорогой была подавлена, ехала и не видела ничего вокруг. «А обратно?» — невольно спросила она себя. И хотела окликнуть цыганку, спросить ее, но не решилась. Та сама обернулась и сказала спокойно, без улыбки:

— И обратно проведу.

Пилар, так и не вымолвив ни слова, растерянно улыбнулась. И опять она следит за плавно колышащейся шалью. Уже темнеет, темная шаль сливается с чернотой. Пилар кажется: еще миг, и шаль растворится в темноте, а Пилар останется одна в этой глухомани. Но она не ропщет, она и так одна и во тьме.

Вот, кажется, и пришли. Цыганка идет по дорожке к дому. Почему же дом-то такой мохнатый? Ах, да это плющ, что увил его до самой крыши, окошки едва-едва различишь.

Цыганка отворила дверь и ждет, пока Пилар войдет. Пилар входит. В доме еще темнее, чем на улице, и Пилар застывает, не решаясь двинуться дальше. Цыганка засветила лампу. Стол, по стенам полки с посудой, в глубине очаг — нехитрая обстановка деревенского домишки.

— Садись, — кивает цыганка. — Устала? Но знай, мука твоя позади.

Пилар садится за стол и согласно кивает в ответ цыганке. Ей тоже кажется, что все позади, после того, как она наплакалась и в нее вошла звенящая пустота. Все, все давно позади.

Цыганка достала карты, стала тасовать их и раскладывать. Необыкновенные карты — большие, с причудливыми картинками.

— Сперва погляжу твое прошлое.

Цыганка смотрит в ее прошлое, а Пилар — на цыганку. Сухое темное лицо, нос с горбинкой, а сколько лет, не скажешь, — может, двадцать, а может, сто.

— От первой любви родила ты ребенка, но любовь ушла, и ребенок не с тобой.

Пилар опять согласно кивнула: да-да, так оно и есть.

— Не твоя это была судьба, у него своя дорога, он на нее и вышел.

Да, у Альберто своя дорога, любимое дело, и с Кати ему хорошо. Вот теперь и ребенок у них будет.

— И в отцы своему ребенку его не бери, родил, и ладно. Твоему ребенку назначен особый путь. А у того еще дети будут, вот им он будет отец.

Да-да, и это правда, путь такой назначен, что и в отцы никого уже теперь не возьмешь. Особый путь у ее мальчика.