Запретный мужчина

Подозрение пало на одну террористическую группировку, пополнявшую свои средства за счет обыкновенного шантажа и бандитизма, которая орудовала где-то в Колумбии и имела базу неподалеку от границы; эту базу колумбийские власти до сих пор обнаружить не сумели. Ирена уверяла полицейских, что целью поджога было убийство ее мужа, Хермана Гальярдо, и те делали вид, будто отрабатывают и эту версию, хотя никто не поверил бедной женщине: ясно, в ту ночь она испытала такое потрясение, что ей могло померещиться самое невероятное. Полиция считала, что убийство не было преднамеренным: просто Херман вдруг увидел поджигателя или поджигателей, если их было несколько, ввязался с ними в драку, получил смертельный удар в висок и упал замертво, после чего убийца или убийцы, облив труп бензином, скрылись через окно гостиной.

Федерико предложил Эстеле свои услуги по организации похорон, и получил на это согласие. Более того, Эстела предложила ему некоторое время пожить в ее доме, что, собственно, и входило в его планы. Ведь Карлос Гальярдо на похороны так и не приехал, а Федерико было поручено дождаться его и проследить за дальнейшим развитием событий.

…Стоя в скорбной толпе на кладбище и следя за тем, как могильщики бережно опускают гроб в землю, Корхес, сохраняя на лице выражение глубокой и искренней печали, про себя произносил насмешливый монолог:

«Прощай, мой товарищ, незадачливый Рикардо! Ты сослужил мне хорошую службу! Напрасно будет ожидать твоего появления окружной прокурор… Тебя заклали, как тельца, во имя Хермана Гальярдо… Уж не знаю, удастся ли мне утешить его мнимую вдову. Куда охотнее, Рикардо, я бы занялся утешением дочери хозяйки, Аны Росы, удивительной, надо сказать, девушки… Итак, прощай, дорогой товарищ, пусть земля тебе будет пухом! Ты уже, должно быть, на небе, там не жалуйся ангелам на меня: каждый из нас делает то, что ему поручили, и у кого-то это получается лучше, а у кого-то похуже, и тот проигрывает».

Итак, похороны прошли успешно, не считая того, что Ирена Гальярдо все время находилась в полуобморочном состоянии, а другая женщина, некая Пелука, пыталась прыгнуть в свежевырытую яму с криком: «Закопайте нас вместе!»

Итак, Федерико мог бы быть доволен собой… В том, что он вызвал доверие у Эстелы, сомневаться не приходилось. Эстела ди Сальваторе за эти дни привыкла держать с ним совет по всякому поводу: как лучше организовать похороны, не следует ли к Ирене Гальярдо вызвать врача-психиатра, ее старинного приятеля Альберто, посылать ли детей в школу или дать им немного отдохнуть от пережитого потрясения. Она показала ему принадлежащий ей гостиничный комплекс. Федерико заявил, что в ранней молодости занимался дизайном и дал ей действительно несколько весьма ценных советов.

Добиться любви обоих детей было делом непростым, но Федерико преуспел и в этом. Он сразу взял с ними единственно верный тон. Той же ночью, когда произошла трагедия, он объяснил Мартике и Хермансито, что их святая обязанность — держаться мужественно и постараться удержать слезы в своей душе: хуже всех сейчас Ирене, и от них, детей, во многом зависит, насколько быстро она придет в себя. А кроме того, Федерико тонко почувствовал потребность детей в частых разговорах об их отце Хермане, и сам охотно расспрашивал Мартику и Хермансито об их папе, выслушивал воспоминания, ласково утешая детей. В их обществе он проводил в основном свое свободное время, облегчая Эстеле задачу по уходу за Иреной, которая после похорон продолжала находиться в очень тяжелом душевном состоянии.

Привязалась к Федерико и Милагритос. Он сумел найти подход к этой некрасивой девушке, для чего ему понадобился всего один-единственный доверительный разговор с глазу на глаз: Корхес сумел убедить девушку в том, что на ней теперь лежит огромная ответственность за Мартику и Хермансито. Эстела занята гостиничными делами и Иреной, а дети предоставлены сами себе…

— Я чувствую, — сказал Федерико, — ты, Милагритос, много пережила в этой жизни такого, о чем лучше не вспоминать. Я тоже знал горе, а те, кто однажды познал горе, — люди сильные, закаленные бедою, и они должны помогать другим. Ведь мы с тобой не покинем детей, заключил он, пожимая Милагритос руку. — Ведь мы сделаем все, чтобы они скорее забыли те страшные минуты?

— Да, — преданно глядя на него, прошептала Милагритос.