— Вы… не можете угрожать мне, — заикаясь, проговорил архиепископ. Легкий толчок в бок со стороны графини поддержал в нем быстро улетучивающуюся храбрость. — Закон требует учреждения опеки… до тех пор, пока дети не достигнут возраста двадцати одного года.
— Закону, черт подери, лучше держаться подальше от моих детей, Монтеньи. Это и обещание, и угроза, и смертная клятва. Надеюсь, я выразился достаточно ясно? Беатрис, вы собираетесь подтолкнуть своего племянника к прежевременной смерти? — заметил он, увидев, как рука его снова пришла в движение. — Если вы желаете добра, лучше вспомните, как он неважно стреляет — отрывисто продолжал он, — никто не смеет трогать моих детей. Ни вы, ни Изабель, которая утратила интерес к ним с момента рождения. И менее всего суд, который продается и покупается по цене хорошей скаковой лошади. — Герцог резко поднялся, встреча была окончена — Берне проводит вас к выходу; и больше, — голос его был обманчиво спокоен, — не возвращайтесь.
Широко шагая, Этьен быстро шел анфиладой комнат, ведущей из прихожей в спальню, под аккомпанемент яростного биения пульса в висках. Он чувствовал, что лицо его горит от гнева. Они что, вправду думают, что его заботит позиция церкви в каком бы то ни было вопросе или волнует отношение Монтеньи к разводу? Идиоты! — внутренне кипел он. Церковь действительно занимала определенное место в жизни людей, но только не в его доме, да еще и с ультиматумами! Как смеет этот червяк грозить его детям, как смеет он думать, что у него есть право калечить теологическими догмами жизнь Жюстена и Жюли! Он убьет его без малейшего колебания, хотя этот проклятый трус наверняка спрячется за свою сутану или за юбку графини, если попытаться довести дело до дуэли.
Луи, который следовал за герцогом по пятам, был вынужден чуть ли не бежать, чтобы не отстать от быстро шагающего хозяина. Подойдя к двери в спальню, Этьен немного подождал, чтобы дать возможность Луи догнать его. Когда тот, пыхтя и задыхаясь, оказался рядом, герцог раздраженно бросил:
— Пожалуйста, еще кофе и завтрак, скажем… минут через двадцать. Думаю, что, убив его, я избавлю мир от совершенно бесполезного священника, — добавил он, как бы завершая утреннее меню.. Положив руку на дверную защелку, он повернулся к слуге с неожиданно веселой улыбкой. — Ну разве это не хорошая мысль, Луи?
— Да, господин герцог. Проследить, чтобы почистили ваши пистолеты? — Луи сопровождал герцога на несколько дуэлей — все еще популярный способ улаживания споров между мужчинами во Франции — и был не против снова оказаться полезным. — Детей нужно защитить, — убежденно закончил он, словно речь шла о его собственном потомстве.
Этьен ухмыльнулся.
— Пристрелив этого напыщенного засранца, я по крайней мере спасу Францию от еще одного лицемерного ублюдка… Хотя лицо его было такого воскового цвета, что, возможно, Луи, мне и не понадобятся пистолеты. Он может просто умереть от удара. Этот проклятый трус до сих пор, наверное, оглядывается через плечо. Значит, кофе и завтрак. Прекрасный день, не правда ли, Луи? — Настроение Этьена вдруг резко изменилось при мысли о теплой и чувственной Дейзи, ожидавшей его в постели.
— Да, господин герцог, — согласился слуга, правильно истолковав последнюю реплику хозяина. — Она очень привлекательна.
— Мадемуазель Блэк скоро станет твоей новой хозяйкой — он улыбнулся, словно охваченный энтузиазмом мальчишка.
— Очень хорошо, господин герцог. Я буду ждать этого с нетерпением. — Луи находился при герцоге еще до его вступления в брак, и ему было приятно видеть своего хозяина впервые за столько лет понастоящему счастливым. — Вы считаете, мадемуазель понравятся пирожные с орехами и медом из вашего поместья Кольсек?
— Да… да, конечно. — Этьен помедлил. — Я должен был сам подумать об этом. Спасибо, Луи, я думаю, ей понравится. Через двадцать минут?
— Ровно через двадцать минут, ваша светлость.
Завтрак был пышный, горячий и неспешный, от хрупких пирожных до последнего сладкого безе со взбитыми сливками, сдобренного горячим шоколадом. Солнце успело подняться довольно высоко, прежде чем герцог повернулся в кровати, чтобы снова позвонить Луи. — Тебе понадобится коечто из одежды, — объяснил он в ответ на вопросительный взгляд Дейзи. — Луи проследит за этим. Мы отправляемся повидать маму.
— Я не хочу, лучше я останусь здесь.
Этьен был особенно нежен этим утром, разбудив ее нежным, долгим поцелуем. Яростная и буйная страсть прошлой ночи сменилась почти болезненной мягкой чувственностью. Ее тело, как и сердце, пылало от любви к нему, и она не хотела, чтобы им чтонибудь помешало. Она была одержима эгоистичным желанием удержать его рядом — на расстоянии руки, взгляда…
— Я поведу тебя к маме, чтобы похвастаться. На белых простынях он казался еще смуглее; улыбающийся, чувственный, более совершенный, чем этого заслуживал любой мужчина.
— Нет, — слабо запротестовала Дейзи. — Позже…
— Да, а потом дойдет очередь и до этого, — беззаботно возразил Этьен, интуитивно ощутив ее настроение. Ему был знаком этот ненасытный огонь в женских глазах.