— А ты уверен насчет матери? — все еще колебалась Дейзи. — После той сцены в опере…
— Мать презирает условности еще больше, чем я. Поверь мне.
— Это относится и к твоему разводу?
— Ко всему. К тому же она никогда не любила Монтеньи, поэтому развод вовсе не будет ударом для нее. Мой брак устраивали опекуны отцовского наследства, а не мать. — Он проговорил это с какимто ленивым самоуничижением; насытившийся и удовлетворенный, он стал на время равнодушен даже к своим старым врагам.
— И ты даже не участвовал в обсуждении? — в ее голосе явно слышалось сомнение, хотя Дейзи понимала, что, согласно французскому законодательству, вдова получала минимальную часть наследства своего покойного супруга.
— Поскольку мне еще не было двадцати одного года юридически я не мог распоряжаться наследством. На горизонте маячила война с Пруссией, угрожавшая многим из наших восточных владений, и я планировал поступить в кавалерию, несмотря на яростное сопротивление опекунов. Если бы меня убили на войне, все досталось бы какомунибудь троюродному брату, которому еще не удалось допиться до белой горячки гдето в Индии. Естественно, что опекуны были напуганы. Ну, и я, конечно, осознавал свою ответственность, ведь во мне с детства воспитывали наследника титула герцога де Век. — Он потянулся, словно большой дикий кот, и продолжил невозмутимым тоном: — Ты ведь не хуже меня знаешь, что как женщина моя мать не могла повлиять на распоряжение наследством де Век. Мы оба понимали, что предложенный нам союз с Монтеньи будет, полезен.
— Полезен? — ей почемуто была неприятна мысль, что Этьен мог быть так циничен.
Он пожал плечами, смерив ее мгновенным взглядом изпод темных бровей.
— Они угрожали доходам моей матери, если до отъезда в армию я не женюсь и не обзаведусь наследником. Не возражай, — он поднял руку, останавливая ее, — для затяжной битвы в суде просто не было времени, даже если бы я и не согласился с их требованиями. Род де Век восходит к Шарлю Мартелю, — сказал он, понимая, что значит состоять в родстве с первыми французскими королями. — Я чувствовал себя обязанным сделать чтото. Да и все мои друзья заключали подобные бракиконтракты, а до этого — их родители. Мы ведь живем не на северных равнинах, где для вас свобода — естественное состояние, — его последние слова прозвучали както болезненно для состоятельного человека, наделенного и влиянием, и властью.
Дейзи осознала, как велика была личная свобода в культуре племени абсароки: брак заключался по обоюдному согласию, равно как и развод; женщины владели собственностью на равных началах с мужчинами; ухаживание было временем любви и веселья. Богатство при этом не относилось к предметам ни первостепенной, ни десятистепенной важности, а сама мысль о том, что ктото другой единолично может выбрать для вас пару, казалась совершенно нелепой.
— Прости, — она расслабленно потянулась и дотронулась до темной шелковой арки его бровей. — Я хотела бы оказаться там двадцать лет назад и увести тебя в свой вигвам.
Он ответил ей благодарной улыбкой.
— Теперь меня вполне можно… увести отсюда.
— Почти…
— Не сомневайся, — ухмыльнулся он.
Луи был послан к Аделаиде со списком необходимой одежды, и часом позже Дейзи и герцог сидели в заполненной цветами оранжерее, где воздух был насыщен ароматом гибискуса. Мать Этьена говорила, что ей очень приятно наконец встретиться с Дейзи. Герцог обнимал Дейзи за талию. Ее вначале поразило, насколько разными были мать и сын.
Герцогиня Доважерская была настолько же светлой, насколько ее сын темным — золотистомедовые волосы, глаза какогото удивительного оттенка цвета морской волны, а рост герцог, решила Дейзи, явно унаследовал не от нее. Изящно тонка — полный контраст сыну. Вероятно, она была достаточно юной, когда родился Этьен, потому что и сейчас выглядела очень молодо.
— Вы сделали Этьена очень счастливым, моя дорогая, — сказала приветливо Элоиза. — И я благодарна вам за это.
— Спасибо, — от всей души ответила Дейзи, думая о том, как легко любить ее сына. — Я надеюсь только, что… все будет хорошо, все утрясется.
— Вы имеете в виду с Монтеньи? Спасибо Господу за новый закон о разводе. Разве я не сказала тебе, что с этим браком пора кончать, как только закон вступил в силу? — повернулась она к сыну. — Но ты оказался слишком хорошо воспитан для этого.
— Да, мама более импульсивна, чем я, — снисходительно улыбнулся герцог.
— Ты просто не знал, что такое любовь, — проницательно отметила герцогиня.
— А ты знала? — парировал он. Насколько ему было известно, герцогиня годами развлекалась таким же образом, как и он сам.
— Я не рассказывала тебе всего для твоего же блага, — тихо сказала она. — Нелегко открыться комуто, когда любишь.
— Тайны матери… — Этьен одновременно поддразнивал и сочувствовал.
— Я научилась молчать задолго до твоего появления, мой дорогой, — отшутилась она. — Теперь скажи мне, что там архиепископ и эта твоя безликая теща наговорили сегодня утром.
Герцог едва заметным движением предостерег мать от дальнейших расспросов.