Запретный плод

— Доктор ведь сказал, что разработает для тебя новую методику лечения, — тихо проговорила Сирена.

— Какой в этом толк? — раздраженно спрашиваю я. — Теперь я даже за руль сесть не имею права. Да я вообще ничего нормально делать не могу.

— Но нам удалось научиться купировать припадки, — Сирена была безнадежной оптимисткой.

— Зато они стали сильней, чем прежде. Сомнительное утешение, не находишь? Я и раньше мог это прекрасно делать, причем без посторонней помощи.

— Но раньше они были не такими серьезными. Нужно верить в лучшее, тем более, это не самая страшная болезнь, которая может быть.

— Прекрасные слова, очень ободряющие, — язвлю и возвращаюсь в кресло.

— Так все-таки, что у тебя случилось с лицом? — Сирена задала этот вопрос, как только пришла ко мне, но тогда я не ответил на него.

— Подрался, — прикасаюсь к лиловому синяку на скуле.

— Для тебя драка может стать смертельной. Любое повреждение головы может привести к припадку, — подруга стала совсем серьезной.

— Знаю, просто всё случилось спонтанно, — бормочу.

— Это из-за нее? — эту дамочку сложно провести.

— Да.

— И что ты решил делать дальше?

Я с Сиреной сблизился достаточно быстро. Но, несмотря на это, я сразу установил четкие границы, которые по умолчанию гласили, что между нами может быть лишь дружба. Сирена, на удивление, приняла данные правила. Признаться, временами мне казалось, что она помогает лишь потому, что испытывает ко мне определенные чувства. Но я видел в ней только подругу, а она, наверное, хотела обманываться, теша себя ложными надеждами.

Я рассказал, кому принадлежит моё сердце и это удивило Сирену, но почему-то не оттолкнуло. Ее поддержка давала мне сил, которых уже просто не осталось.

— Не знаю. Всё так запуталось, — хмурюсь. — Если бы ты только знала, как мне сложно смотреть ей в глаза. Она ждет от меня чего-то, а я… Не знаю. Пытаюсь ее как-то отдалить от себя, а она лишь еще сильней тянется ко мне. Я так больше не могу. Всякий раз, когда Мелинда спрашивает меня про эти приступы, я лгу ей. Даже страшно представить ее состояние, когда я скажу правду, — тяжело вздыхаю и пустым взглядом смотрю перед собой.

— Ты ведь понимаешь, что так не может длиться вечно?

— Понимаю.

— Тогда следует с этим что-то делать. Поверь мне, со стороны особенно сильно заметно, как ты страдаешь из-за этого. Думаешь, я не вижу твоего лица, когда она тебе звонит, а ты не поднимаешь трубку?

— Тебе следовало бы стать психологом.

— Не в психологии дело. Это ведь такие очевидные вещи, — Сирена жмет плечами.

— Знаю. Но… Я прекрасно понимаю, каков должен быть исход всей этой истории. Однажды, я уже пытался всё завершить. Меня хватило ровно на три с половиной месяца, — невесело улыбаюсь. — Ты даже представить себе не можешь, какой я слабак в душе.

— Глупости, — запротестовала Сирена.

— Любовь делает людей уязвимыми. А если ты протестуешь, то просто никогда не влюблялась по-настоящему.

— Тебя если послушать, то можно подумать, что в любви нет ничего хорошего.

— Отчасти. Зависимость человеком, страдания из-за него, вряд ли можно назвать положительными сторонами.

— И что же ты намерен делать?

— Отпустить ее, — тихо ответил я. — Сделать всё, чтобы мы вычеркнули друг друга из своих жизней.

— Адриан, это слишком жестоко. Не лучше всё нормально обсудить?

— Ты просто ее не знаешь. Мелинда не из тех, кто так просто отступится.

— У всех был этот юношеский максимализм.

— Я тоже думал, что всё дело именно в нем. Но оказывается, это называется «характером», причем очень сильным, — образ Мелинды тут же вспыхнул у меня перед глазами, от чего губ касается горькая улыбка. — Не могу поверить, что это случится снова.

— Может, тогда не стоит поступать именно таким образом?

— Знаешь, что убивает больных людей, помимо их болезни?

— Не знаю, — искренне ответила Сирена.

— Жалость и осознание своей никчемности. Я не хочу и никогда не хотел быть обузой, тем более для Мелинды. Но по собственной слабохарактерности я совершил огромную ошибку, вернувшись в ее жизнь. Нужно было держаться до последнего, а я сдался. Но хуже ведь, что из-за меня страдает Мелинда. Каждый раз я приношу ей только боль. Она принимает ее, прощает, и это просто невыносимо. Я не могу так, — я замолчал и попытался успокоиться.

Сирена подошла ко мне и села на подлокотник кресла.

— Ты жесток и несправедлив к себе. Нельзя всю жизнь убегать от чувств и внимания.

— Я не хочу видеть в ее глазах сострадание. Тебе не понять меня, — раздраженно проговорил я. — Как бы ты себя вела на моем месте? Ведь это верх эгоизма — использовать людей, чтобы заглушить собственный страх.

— Наверное, ты прав. Но будь осторожней. Подростки воспринимают реальность по-разному. Мелинда славная девчушка и не хочется, чтобы она загубила себя.

— Знаю, я всё прекрасно знаю и от этого мне лишь еще паршивей.

Глава 38