Запретный плод для нимфы, или Нимфы против Нагов (СИ)

— Но это же опять иллюзия?.. — я хотела прозвучать утвердительно, но прозвучало сказанное мной, скорее как вопрос.

— О-о-оох! Это, разумеется, иллюзия, но совершенно другого уровня! — сообщила очевидное Илла. — Запах моря ощущается и даже брызги. — Ох, Иири! Море бушует с такой силой, что брызги долетают аж до нас. А это? Ты ее видела? — она показала рукой на огромную зубастую рыбину, радостно-предвкушающе щелкающую пастью. — Не дай Иири, это ей придется говорить пароль, чтобы оказаться на другом берегу? Она же сначала сожрет, а потом доставит нас по назначению! Не ей же, нет? — Илла с надеждой посмотрела на меня. Я, в свою очередь, с надеждой вопросила: — Юз, ты чего молчишь?

— Я думу думаю… — важно произнес дух.

— О чем? Можно узнать? — нахмурилась я.

— О том, а что мне за это будет?

— Юз! Ну, ты… и… — я на миг замолчала, подбирая ему определение, –…летучий гад! — наконец, огласила я свое нелицеприятное мнение о нем.

— Летучий гад — это вообще-то Эрик, а я — дух с деловой жилкой, — поправил меня дух. — И как истинный дух-делец, я хочу знать, что я получу за столь нужную тебе, причем, заметь, срочно, информацию?

— Юз, ну и что ты хочешь, теперь? — сдалась я, так как поняла, что спорить с ним дальше будет ничем иным, а лишь потерей времени. Так как взывать к совести Юза — это все равно, что взывать к морю, если ты в него свалился, по поводу того, что оно тебя, не спросив твоего разрешения, не только намочило, но еще и утопило. И, кстати, о море, оно выглядело не только совершенно-натурально-глубоким и широким, но еще и холодно-недружелюбным и недовольно-бурлящим. А если добавить к этому еще и то, что кроме негостеприимно-настроенного моря, здесь имелись также высокий отвесный обрыв, плюс голодная, плотоядно-облизывающаяся рыбина, то и троллю понятно, что рисковать и делать вперед шаг, чтобы проверить, а что из этого получиться, желания у меня не было никакого. И то, что я точно знала, что это должна была быть иллюзия — особо делу не помогало, потому что хорошая магическая иллюзия отличается от миража в первую очередь тем, что все не только видится, но и ощущается по-настоящему.

— Хочу равноценное партнерство, обмен мнением и информацией! — звонким, торжественным голосом заявил дух.

— В смысле? — ясное дело, что все я прекрасно поняла, но решила на всякий случай уточнить.

— Я хочу, чтобы меня ценили и мной дорожили, Каролина! А не пользовались как донором информации. Хочу, чтобы со мной советовались, то есть интересовались моим мнением… — разъяснил очевидное по его мнению дух.

— Интересно, что сегодня за день-то такой, а? Уже второй дух напрашивается в советники… — я в задумчивости почесала затылок.

— Везу-ууу-чий?.. — предположила Илла, пожав плечами.

— Вот, кто меня понимает и ценит! А мне приходится иметь дело с тобой, э-эх, жизнь кручина, никакой радости, никакого уважения, не ценят, не любят, не дорожат, не считаются со мной… — тоскливо заскулил дух ветра.

— Я согласна! — прервала я поток его причитаний.

— Ну, тогда давай повторяй за мной, только нота в ноту повторяй, тональность в тональность, — проговорил ветер, исполненный важностью и авторитетностью, и как затянул почти свистящим и выносящим мозг дискантом:

«Акулинка — рыбинка морская, красотка неземная, пожалей-ка нашу душу и доставь ты нас на сушу!»

Глава 21

Я попыталась, честно попыталась, но и с первого и десятого раза получилось не очень, в том смысле, что избалованная, капризная рыбина-меломанка никак не хотела проникнуться моим пением и превратиться в мост. А петь, к моему сожалению, приходилось только мне, потому что у Присциллы выходило ещё хуже, а исполнение духа ветра — хотя обычно животные его очень хорошо понимали, наша рыбина не слышала, так как была магическая.

Да, да, вы все правильно поняли, если бы мне удалось спеть эту троллеву песню хоть однажды правильно, то рыбинка Акулинка тут же бы превратилась в мост — по которому мы с Иллой смогли бы попасть на остров, на котором и находилась подпольная арена. В общем, к десятому моему исполнению злополучной оды, посвященной морской красотке Акулинке, Присцилла, уже не смеялась, а стонала и не плакала от смеха, а просто рыдала, моля меня о пощаде. Акулинка же по-прежнему клацала огромной пастью и плотоядно облизывалась. Что касается меня, то я — серьезно подумывала, а не пошли бы все… домой вместе со мной. И только дух ветра, он же советник, он же учитель пения, не терял надежды.

— Каро, очень близко, только А-а-а-а-а-а-а-а-а-акулинка, а не А-а-а-а-а-а-а-а-акулинка! И повеселей «пожалей-ка нашу душу и доставь ты нас на сушу!».

Спела еще трижды с тем же успехом, вернее без оного. Все чего добилась — это того, что Присцилла — теперь хрипела практически в предсмертных судорогах, исходя от смеха, по видимому, в последний путь; а рыбина начала нервно дергать хвостом, потому что ох, ой, не допусти Иири, но кажется, мое завывание так ее достало, что она готовилась к прыжку с целью заглушить, наконец, нервирующий ее звук, то есть меня.