Странно, но я и впрямь это знал. Все некурящие, кажется, живут в полной уверенности, что курильщики жутко наивны и совершенно не понимают, что эта их привычка чрезвычайно вредна для них самих. «Вот я им расскажу, как это вредно, – видимо, думают они, – и они тут же выбросят свои сигареты». Обычно это меня раздражает, но сейчас я настолько устал, что мне было все равно. Да он и не хотел меня как-то задеть. В конце концов, он же Действующий Деятель.
– Я знаю, – успокаивающим тоном ответил я.
Он улыбнулся и огляделся по сторонам, потом одобрительно кивнул:
– Очень профессионально проделано. Совсем неплохо, если учесть, сколько у вас было времени. Вы часто такое проделываете?
– Не совсем то же самое, но нечто в том же роде.
– А чем вы вообще занимаетесь?
– Только не надо начинать вечер вопросов и ответов, – сказал я, но тут же понял, что он все равно не имеет понятия, о чем я говорю. – Вообще я просто разбираюсь с разными запутанными делами. Иногда это означает отыскивать что-то или кого-то.
– И теперь вы отыскали меня.
– Да.
– Это было трудно?
– Не слишком, нет, и именно это меня немного беспокоит.
– Почему?
– Ничто никогда не дается легко. И рано или поздно наступает расплата.
Он улыбнулся: кажется, он знал, о чем я говорю.
– Вот, к примеру, – продолжал я, сразу задавая ему вопрос, с которым скорее рано, чем поздно все равно придется разбираться, – что это за банда, с которой мы тут имеем дело?
Он секунду недоуменно смотрел на меня:
– Банда?
– Ну да, те люди, которые вас сюда притащили. Чего они хотели? Сколько их там было? Откуда они? Как их зовут?
– Да не было никакой банды. – Он нахмурился. – Я сам сюда заявился.
Издали до нас долетал слабый гул, щебет насекомых и шорох листьев, колеблемых ветром. Вода в реке тихонько журчала вокруг, кончик моей сигареты тихо потрескивал, огонек по-прежнему был скрыт в согнутой ладони.
– Ах вот как, – сказал я.
Помните, когда я составлял в уме свои первые памятные заметки, этот свой внутренний меморандум, я отметил, что была еще одна вещь, о которой я тогда подумал, и что я расскажу о ней, если сочту, что она имеет отношение к делу? Ну так вот, как оказалось, она таки имеет к делу прямое отношение.
А мысль была вот какая.
Это очень сложное предприятие для любой банды – организовать проникновение в Центр, выкрасть Элкленда, вытащить его из этого Района – и все это незаметно, чтобы никто не узнал, кто они такие. И какая же альтернатива всему вышесказанному? А такая, что Элкленд смылся по собственному желанию.
Это очень здорово выглядит в качестве концепции, но у меня нет никаких улик, свидетельств, вообще нет даже причин предполагать, что он мог это проделать, да и не имело это в любом случае никакого для меня значения: мне все равно нужно было выяснить, где он находится, и добраться до него. Я не оставляю какие-то мысли на потом не потому, что ленив, – нет, просто истина все равно вылезает наружу, в свое время и в нужном месте. Я не такой уж глупый, как может показаться, понимаете, да я и не собираюсь рассказывать вам все. Так что сами смотрите и думайте.
Однако должен признать, что был удивлен. Я говорю «удивлен», а на самом деле чуть не свалился с плота.
– Ах вот как, – снова сказал я.
Элкленд смотрел на меня, подняв брови. Я некоторое время думал.
– Вы можете мне все это объяснить потом, если захотите, – сказал я наконец. – Вообще-то, вам просто придется это сделать. Тут замешана целая куча очень влиятельных людей из категории «я-все-могу», и они вас разыскивают, причем я, как предполагается, должен притащить вас назад, к ним.
Элкленд вроде бы хотел что-то сказать, но я поднял руку:
– Пока что это может только запутать дело, а у меня и без того есть о чем беспокоиться. Полиция там разыскивает меня, а не вас. Но теперь они уже знают, что в Район явились двое непрошеных гостей, и они знают ваше имя. Так что никакая информация, которую вы мне сообщите, ничего не изменит. Если мы не уберемся из Стабильного как можно скорее, мы очень быстро превратимся в трупы.
Я ведь беседовал со Снеддом, понимаете, и выяснил кое-что еще насчет экспирации ДНК, как исполняется этот их смертный приговор. Они используют для этого такое средство, оно называется «стрим». Давно, очень давно этот стрим был чем-то типа допаза и использовался в некоторых местах как тяжелый наркотик, самый популярный. Его действие гораздо более широкое, чем у допаза, и он далеко не всем нравится: он что-то жуткое производит с генетическим материалом, на некоторое время изменяя работу нервной системы и головного мозга. При этом ощущения и восприятие мира не просто искажаются или деформируются, нет, они становятся полностью чужими, перенося наширявшегося в совершенно другую вселенную, которую по всем канонам следует считать кошмаром.