Запретный район

– Эти книжки, которые в нашей семье переходили по наследству из поколения в поколение, все были про этих детей, с которыми все время случались всякие приключения. – Он глуповато улыбнулся. – Не думаю, что моим родителям это особо нравилось. Это не входило в список литературы, требуемый для детей из Центра. Я думаю, вы это уже поняли.

– Верно. Это не из серии «Дженет и Джон Раздвигают Границы Управленческого Бухучета».

– Вот именно. Как бы то ни было, в этих детских книжках, как только возникал перерыв в их приключениях, они каким-то образом попадали к некоей тетушке, которая тут же тащила их к себе в коттедж и угощала хорошим, плотным ужином и чаем. – Он улыбнулся. Вид у него был отсутствующий, он явно пребывал сейчас где-то за сотни миль отсюда. – Пшеничные лепешки, чай, джем, густые сливки. Я ничего подобного никогда и не пробовал.

– Может, еще чаю? – спросила женщина. Она уже стояла рядом, с раскрасневшимся лицом от работы у плиты, и улыбалась, протягивая огромный старый железный чайник. Мы благодарно закивали, и она подлила нам в кружки и поставила на стол кувшин, полный жирных сливок, пододвинула его к нам, чтобы мы сами брали сколько захочется. Элкленд посмотрел на него и продолжил свой рассказ.

– Один рассказ про них я хорошо помню. Жена фермера зазвала их к себе и дала им по сэндвичу с ветчиной. В точности вот такому. – Он указал на быстро исчезающие остатки своего сэндвича. – В точности. – Потом он некоторое время не произносил ни слова, потом улыбнулся какой-то болезненной улыбкой. – Мне очень нравились эти книжки.

– Они очень многим нравились, – заметил я. – Вот поэтому все сейчас так и происходит. Это у нас перерыв на отдых, пауза. В Джимленде это эквивалент привала в пути. Они тут повсюду разбросаны, в основном в районах вроде этого. Вы появляетесь у них на пороге, вас приглашают зайти, кормят, а потом вы снова пускаетесь в путь, готовые к новым путешествиям и приключениям. По сути дела, вы можете туда зайти, позволить себя накормить, выйти, снова постучаться в дверь, снова войти и снова быть накормленным. И во второй раз все будет в точности как в первый: хозяева вас не узнают, не поймут, что вы только что здесь уже были. Если бы мы снова сюда зашли, старикан сидел бы на этом стуле, и он встал бы точно так же, как уже вставал, и все остальное происходило бы точно так же, но снова.

– Вообще-то, его уже долго нет.

– Он не вернется, – сказал я. – В нем нет никакой необходимости. Он не является частью происходящего. Он просто деталь антуража.

Элкленд покачал головой и прибрал последний ломтик своего сэндвича.

– То, что вам попадется, зависит от того, что вам нужно, – именно поэтому я вас и спросил, не голодны ли вы, – продолжал объяснять я. – Если бы оказалось, что мы устали, то нам по-быстрому дали бы что-нибудь перекусить, а потом проводили бы к парочке старинных высоких кроватей с бронзовыми спинками, толстенными матрасами и пуховыми перинами.

– Старк, откуда вам все это известно?

– Я бывал здесь раньше. – Я пожал плечами.

Он посмотрел на меня напряженным взглядом:

– И не раз, я подозреваю.

– Ага.

– А почему это место называется Джимленд, а не Дримленд? Последнее, по крайней мере, имеет больше смысла.

– Это длинная история.

Элкленд на минуту задумался над этим.

– Итак, – подвел он итог, – я сплю и вижу сон, и вы вместе со мной.

– Але! Послушайте! – сказал я, выходя из терпения. – У вас все дома? Нет, мы не спим и не видим сны! Мы бодрствуем. В этом-то все и дело, мать его!

– Что за слова! – укоризненно заметила женщина у плиты и поставила перед нами лепешки и джем и долила нам в кружки чаю.

– Извините. В этом-то все и дело с этой равниной, Элкленд. Для тех, кто может ее найти, это путь туда, где можно оставаться бодрствующим. Если бы я захотел, чтобы мы видели сны, я бы просто велел вам заснуть. Но я этого сделать не мог, не так ли? Потому что когда вы спите и видите сны, с вами происходят скверные вещи, верно?

Элкленд смотрел на меня широко раскрытыми глазами.

– Да, – тихо сказал он. – Происходят.

– А знаете почему?

Он помотал головой. И я сказал ему.

– Потому что нечто охотится на вас, хочет вас прихватить.

Когда Элкленд насытился до такого предела, что уже угрожал лопнуть, мы распрощались с гостеприимной хозяйкой. Она проводила нас до входной двери, продолжая болтать. Мы остановились на пороге, и она сунула Элкленду небольшой сверток, и он поблагодарил ее с неловкой и застенчивой вежливостью, отчего она вспыхнула.

– Это самая вкусная еда, какую я только пробовал в своей жизни, – заявил он со всей своей патентованной честностью.

– Ох, перестаньте! – воскликнула она, явно польщенная. – Вы там поосторожнее, слышите? Ночью монстры выходят на охоту.

– Я знаю, – ответил я.

– Ну, так будьте осторожны, – повторила она, закрывая дверь. – Очень милая у вас рубашка, кстати сказать.