Запруда из песка

– Что вы на меня так смотрите? – вздохнул он. – Да, несмотря. На первых порах. Все должно выглядеть естественно. Пост Капитана займет Асаи, Эйхорн угаснет на заслуженной пенсии, и никаких византийских интриг, никаких римских страстей. Зло наказано, добродетель торжествует, новых астероидов не будет лет пять, если не десять… Слушайте, хватит уже пытать меня, а? Я спать хочу.

– Еще одно…

У Магазинера был скорбный вид Сизифа, в очередной раз спустившегося с горы к скатившемуся камню.

– Я слушаю.

– Этот Нэш, он что, не шутил насчет Парижа?

Моше Хаимович устало пожал плечами:

– На моей памяти Нэш ни разу не шутил…

– А не слишком ли сильное средство?

– Допустим. Что вас беспокоит? Оно ведь отвергнуто.

– Меня беспокоит то, что подобная ситуация может повториться, – сказал я.

– Правда? – восхитился Магазинер. У него даже глаза заблестели. – Вы, стало быть, за то, чтобы соизмерять средства с целями? Превосходно. А теперь вспомните, пожалуйста, один момент из той вашей жизни. Поздний вечер, фактически ночь, Васильевский остров, сосновый лес, просека, ведущая в порт Санкт-Петербурга, одинокий путник, возвращающийся из порта в город… Вспомнили?

– Вспомнил, – улыбнулся я. – Хорошая была драка.

– Не в том дело, хорошая или нехорошая. Когда на вас из леса выскочили трое, что вы подумали в первый момент?

Я почесал нос, потом подбородок. В затылке чесать не стал, пусть и хотелось.

– М-м… Да вроде ничего не подумал. Когда там было думать? Просто защищался.

– А чуть позже?

– Это когда один улетел и осталось двое? Подумал, что кто-то заплатил бродягам, чтобы те поколотили меня хорошенько. Кто именно – не гадал. Мало ли…

– Действительно, мало ли. Заказчиками могли быть ваши ученые недруги или мужья некоторых ваших, гм, женщин. Разве угадаешь? А что случилось еще немного погодя?

– Ну, когда против меня остался один, я подмял его, надавал по роже и заставил признаться, чего ради они на меня напали. Оказалось, что это портовые матросы, а напали ради грабежа. Тогда я содрал с него куртку и дал ему хорошего пинка.

– То есть они хотели вас побить и ограбить, а вместо этого вы их как следует побили и ограбили. Верно? Вы одержали полную победу, не получив даже мелких телесных повреждений, зато обретя большое моральное удовлетворение, а неприятель постыдно бежал. Теперь внимание: что вы сделали на следующий день?

Я начал понимать, куда он клонит, и предпочел промолчать.

– Запамятовали? Вы явились к портовому начальству с трофейной курткой и потребовали разбирательства. Незадачливые грабители были найдены и прогнаны сквозь строй. Вы могли торжествовать, сидя дома, но предпочли растереть ваших случайных недругов, по сути уже наказанных вами, так основательно, как только позволял закон. К чему было так усердствовать?

– Ну, знаете… – протянул я. – А если бы они назавтра напали бы еще на какого-нибудь путника?

– Плевать вам было на всех путников на свете и вообще на людей, – жестко врезал мне Магазинер. – Нет?

– Ну…

– Не «ну», а так оно и есть. Вернее, так оно и было. Я прав?

– Возможно. Однако Нэш…

– То-то же. Вы капризны, мстительны и порой излишне горячитесь, а Нэш холоден, как заливная рыба. И все же я предпочту услышать о крайних мерах от вас, а не от него. Все, идите спать, допрос окончен.

Привычно утерши углы рта, он скрылся за массивной дверью, а я побрел назад. Скучать и ждать.

Что, черт возьми, хотел сказать Магазинер? Что мною руководят эмоции, а потому можно не принимать во внимание мои экстремистские предложения, буде они поступят? Хитро завернул: вроде польстил, а на самом деле ткнул носом в… это самое.

Следующие трое суток ознаменовались для меня лишь содержательной беседой с Джеймсом Максвеллом и ссорой на бытовой почве с Адамом Смитом. «Технари» в поле зрения не появлялись, Магазинер тоже, полезная работа сводилась к доставке из кладовки еды и затеянных Пастером попыток приготовить в кухонном блоке что-нибудь повкуснее сушеного комбикорма из армейских рационов. А какие кулинарные шедевры, спрашивается, можно изготовить из тех же сухпайков при полном отсутствии других продуктов? С первой попытки вышел омерзительный на вкус суп, а результаты второй и последующих я не стал и дегустировать.

О ссоре со Смитом я вспоминать не хочу – мелочь и чушь полосатая. Зато с Максвеллом разговор вышел интересный.

Рослый и смуглый, этот бенгалец с чеканным профилем и в нынешней жизни занимался физикой, но если я тяготел к общей космологии, то он штурмовал высоты релятивистской квантовой теории и вновь слыл звездой мировой величины. Впрочем, чему удивляться?

– Чем все это кончится, как вы думаете? – спросил я, когда мы однажды встретились на прогулке по бесконечным коридорам, познакомились и какую-то часть пути проделали вместе.

– Вы имеете в виду…

– Ну ясно, я не имею в виду наше подземное бытие. Я спрашиваю о финале эксперимента Стентона. Если астероидное воспитание землян не будет прервано насильственно, то когда, на ваш взгляд, можно будет завершить его?