Запруда из песка

– Он самый, – нехотя отозвался Дементий.

– Откуда они у них?

Капрал только вздохнул и отвернулся. Я не стал наседать. В конце концов, это был не его уровень компетенции, хотя в общих чертах он знал ответ. Я тоже знал его. Откуда к террористам и наркобаронам попадает оружие, как не из Экипажа? Не сами же бандиты мастерят самонаводящиеся ракеты в деревенских кузницах! Кто-то приторговывает. Ох, люди… А Экипаж добр и гуманен – нельзя подозревать всех, кто имеет касательство к оружию сложнее рогатки! Как это можно – прогнать тысячи людей через детектор лжи и выловить одного-двух негодяев?! Что подумают оскорбленные подозрением невинные люди?

А то и подумают: бой не окончен, рано расслабляться. Нам это внушали с детства. Почему же мы, убаюканные царящим в Экипаже разумным порядком, решили вдруг, что самое трудное позади? Может, именно потому, что нам слишком усердно твердят о наших успехах? Может, потому, что рядовой, среднестатистический член Экипажа и представить себе не может, что в него целится бандит?

То-то и оно: мы начали расслабляться. А зря. Очень преждевременно.

Сидя на дереве, я размышлял о том, что моя командировка начала приносить плоды. Правда, они работали на версию Магазинера, ну так это не повод для огорчения. Не стоят того мои амбиции, чтобы пренебрегать очевидным. Да, мы расслабились. Поверили в то, что главное уже сделано, а дальше дело покатится само собой. За это нас и бьют чужие. Бьют вроде за мелочи, за незначительные просчеты, но если перестанут бить – Экипаж сгниет и рассыплется трухой. Будет просто человечество – разобщенное и неразумное, как прежде. С неясными перспективами, а то и – как знать? – вообще без перспектив. Передавим же друг друга к чертям собачьим, вспомним старые обиды и забросаем соседей боеголовками, причем без особой нужды, а только от вседозволенности в отсутствие розги. Чужим это надо?

А нам?

Горечь! В который раз я скрипел зубами, понимая: нас наказывают ради нашего же блага. Но спросите задницу – нравится ли ей розга?

Дементий тронул меня за плечо. Он указывал пальцем вверх. Точно над нами по горизонтальной ветке медленно, как при последнем издыхании, пробиралось вниз головой противное существо, одетое в коричневую с прозеленью грубую шерсть. В шерсти наблюдалось какое-то движение – по-моему, она кишела паразитами. Ленивец. Глупое безобидное существо. Наверное, капрал показал мне его, чтобы я не стал пугаться и вопить, внезапно увидев эту ползущую несуразицу в трех шагах от меня. Ладно, не стану.

Пальба где-то поодаль то утихала на время, то разгоралась с новой силой, но не приближалась. Обезьяны в кронах деревьев перекрикивались резкими голосами, но тоже далеко, не увидеть. Смотреть было не на что, и я принялся разглядывать ленивца. Он как раз заметил меня, повернул ко мне голову, застыл на месте и, казалось, глубоко задумался.

Интересно, размышлял я, поползет ли он быстрее, если стоять у него над душой и время от времени подбадривать хорошим ударом плети? Сомнительно. Скорее всего, беззвучно заплачет и свалится с ветки. Почему – детский вопрос, не стоящий внимания. Потому что ленивец, а не белка.

Он похож на нас, вот в чем беда. Человечество – точно такой же ленивец. Экипаж – высеченный ленивец, сумевший вопреки ожиданиям ползти быстрее и даже ухитрившийся вычесать из шерсти часть прижившейся там фауны. Нас бьют астероидами, и мы ползем – даже в космос. Но все равно остаемся при этом апатичной зоологической диковиной да еще удивляемся: во как быстро мы ползем! Летим, а не ползем! К новым, едрена-матрена, горизонтам!

Неужто чужие воображают, что мы можем скакать, как кенгуру? Это мы-то, до сих пор управляемые больше животными инстинктами, нежели разумом? Ха-ха. А ведь дураки эти чужие, если так думают…

Я сидел неподвижно, и ленивец продолжил движение. Минут через десять он окончательно утащил в листву себя и всех своих паразитов. Вскоре вдали что-то загрохотало – похоже, легла серия реактивных снарядов. Дементий подмигнул мне – он-то понимал смысл происходящего, а мне предоставлял гадать: то ли наши накрыли кокаиновую лабораторию, то ли сожгли плантацию, то ли просто гоняют противника с одного насиженного места на другое, рассчитывая взять его в оборот во время перемещения.

Грохотало еще и еще. В промежутках между ударами до нас доносились звуки автоматной стрельбы и, кажется, приближались. Возможно, мы находились на пути вероятного отхода противника – или, вернее, маловероятного, потому как Терентий меня, необстрелянного бойца, в пекло не сунул бы. Хотя держу пари, что крушение «летающего вагона» в планы Терентия не входило.

Очень скоро грохот разрывов слился в сплошной нарастающий гул. Я все ждал, когда же он наконец прервется, но он все усиливался, все нарастал, как цунами у берега, только, в отличие от цунами, он шел, казалось, отовсюду.

А потом я увидел нездоровый дрожащий свет, пробившийся сквозь лиственный полог, и понял, при каком событии мне «посчастливилось» присутствовать.