Запруда из песка

Умный бобик – все равно бобик и ценится за послушание больше, чем за ум. Робинзон был добр к Пятнице, но не уравнял его с собой в правах. Годимся ли мы на роль благодарного дикаря? На роль прирученного и выдрессированного дикаря, готового без лишних слов умереть за белого господина?

Кто-нибудь, может, и да, но я – определенно нет. За науку спасибо, за Экипаж – большое спасибо, но подчиняться чужим добровольно и радостно – это уж извините. Ну разве что чужие аргументированно докажут, что их цели совпадают с нашими.

До сих пор они как-то не очень обременяли себя доказательствами…

Но даже если наши цели и совпадают до четвертого знака после запятой – кем мы станем в галактической войне или какой-нибудь иной неприятности, из-за которой крупные игроки обратили на нас внимание? Это же вполне ясно – разменной монетой, больше ничем.

Скажу еще раз: я искренне и без всяких натяжек благодарен чужим за Экипаж. Человеческие джунгли наконец-то обрели структуру, определяемую чем-то большим, нежели выгода отдельных лиц, и люди стали больше походить на людей, чем на бесшерстных обезьян. Появилась твердая уверенность: мы не угробим сами себя. Выветрилась из голов зловредная, искусственно насажденная чепуха, будто бы личная свобода превыше всего. Превыше чего? Может быть, превыше безопасности для моей жены и сына? Это уж наверняка нет, хотя свобода, конечно, хорошая вещь. Вопрос в том, какая именно свобода мне нужна и какова цена за нее.

Не был бы я воспитан Экипажем, все равно считал бы: так и надо. Памятью о прежней жизни понял бы и уверовал: все идет правильно. Во всех иных вариантах мы не продвинулись бы так далеко, а потери наверняка были бы выше. Но если чужие полагают, что мы им должны, то их ждет разочарование. Лично я с удовольствием отдал бы им долг хорошеньким астероидом! Не трехсот-четырехсотметровым, а глыбиной размером этак с Эверест! Да в нервный центр их цивилизации! Нате, кушайте, благодетели! Получите подарок от благодарных воспитуемых! Вкусно?

Мечты, мечты… А в реальности придет время – и нас заставят делать то, что надо им, а не нам. Упремся – сделают нам больно.

Потом очень больно.

Потом нестерпимо.

И мы сломаемся. Сдадимся. Мы подчинимся, затаив обиду и злость, мы станем мечтать о мести – и будем служить чужим. Мечты и зубовный скрежет не наказуемы – наказуемо непослушание.

И где выход?

Если разобраться, выход был – очень далекий и не очень реальный, но был. Стать сильнее чужих. Готовиться исподволь, вертеться ужом, научиться обманывать «белого господина» – и рано или поздно навалять ему по полной программе. Скорее поздно, чем рано, учитывая разницу в технологиях, однако «поздно» – это все-таки не «никогда». Может быть, лет через сто-двести. Может, еще позже. Жаль, люди столько не живут, и не увидеть мне, чем кончится дело.

Но начать – можно.

Тут дверной звонок исполнил первые такты арии Хозе из оперы Бизе – пришел Магазинер. С коньяком и зачем-то с букетом георгин.

– Этим не закусывают, – сумел кое-как сострить я и пошел искать вазу. – А коньяк не нужен, у меня есть.

– Такой? – Магазинер самодовольно предъявил этикетку.

– Хуже, – был вынужден признать я. – Ладно, ставьте на стол, я сейчас.

Когда я вернулся, рядом с пузатой бутылкой лежал карманный магазинеров комп.

– Э, нет! – запротестовал я. – Этим тоже не закусывают. Долой.

– Понимаю, – с улыбкой сказал Магазинер. – Ладно, потом как-нибудь покажу, что я насчитал…

Ну не сволочь, а? Не успел он спрятать комп в карман, как я уже страстно желал узнать, что нового открыла миру его головоломная математика.

Ну, нет! Не время для нее и не место. Потом разберусь, какими выкладками он намерен осчастливить Сорокина. Возможно, придется потратить несколько дней, чтобы понять его расчеты, – в математике Магазинер сильнее меня, хоть я и не собираюсь признавать это вслух. Мое дело – эксперименты, пусть даже поставленные не мной, а Природой и к тому же в одном наблюдаемом эксперименте, какова наша Вселенная… Но сейчас мне просто надо выпить. Этого не традиция даже требует – организм. А ему виднее.

Первую – коньячку, так уж и быть. Но потом только водку.

Мы выпили за молодую мать, выпили и за сына. Потом – по настоянию Магазинера – за меня, молодого отца.

– Имя сыну вы уже нашли?

– Конечно. Иван.

– Ага. Иван Фролович, – раздумчиво произнес Магазинер, пошлепав зачем-то толстыми губами, как будто пробовал на вкус это имя собственное.

– Не нравится? – насторожился я.

– Ну почему сразу не нравится? Отторжения не вызывает, это точно, но, по-моему, к отчеству Фролович можно было подобрать что-нибудь более звучное. Фрол – короткое энергичное имя, но произведенное от него отчество… гм… что-то в нем не так, совсем чуть-чуть. Вы не находите?

– Это еще почему?

– Да так, – увернулся он. – Просто личное мнение.

– Моего сына будут звать только Ванькой, – упрямо сказал я.

– Пожалуйста, пожалуйста… – забормотал Магазинер. – Если уж вы с супругой вдвоем решили, то…

– Это я так решил.

– А согласия супруги не требуется? – хохотнул он.