И взялся за ледяные пальцы. Другой рукой схватил Навудона-шу. Тот попытался вырваться, но наверняка тоже услышал: «Так надо. Сам не люблю всяких «встаньте, дети, встаньте в круг». Однако иначе нам не набрать нужной ментальной массы».
Навудон-шу притянул к себе сына, взял за руку. Клара подхватила Кира с другой стороны. Неужели простила предательство? К ней уже цеплялись кормительницы.
Ныкатиса пришлось уговаривать, чтобы прикоснулся к «боголюбке». За ним, старательно пряча взгляды, пристроились Тина с Мялиусом, замкнули кольцо.
Доктор вздохнул — и засветился. Светлая волна пошла по цепи, волна истинного света. Света, по сравнению с которым всё зарево Небесных Палат — лишь отблески.
Он заставлял открывать глаза. И открывать их ещё раз.
Контуры деревьев за спинами кормительниц стали чётче, Тиралик смотрел на веточку ламинарии и поражался тому, насколько она настоящая. Как симметрично идут волнистые края вдоль жёсткой оси, как плавно трепещут они под ветром, как перекатываются и ловят разноцветные блики!
Колокол с отбитым куском тоже казался невообразимо объёмным, рельефные фигурки борющихся божеств на нём поражали выпуклостью и точностью линий. Каждая травинка была уникальной: чуть наклонившись, тянется тонкий стебелёк, делает прихотливый изгиб, и дальше изящно сходится в остриё.
Остальные участники круга оглядывались с подобным удивлением, а потом встретились глазами — и всё стало неважно.
Послышалась Песня.
Собаки лежали, тихонько постанывая, дёргая во сне лапами. Грейн сидела среди них и поглаживала шею Неминучего; тот вывалил красный язык, курносая морда довольно щурилась. Разорванное его клыками правое запястье ныло всё сильней.
— Странно, — негромко сказала Грейн, взглянув на двоих у пульта. — С чего бы Тиралику жалеть Повелителей Времени? Опасные инопланетяне, если выживут, изничтожат остатки его расы. Ты ведёшь себя по-дурацки, люди вокруг ведут себя по-дурацки. Неужели всё дело в ней?
Джон не отвечал: закрыв глаза, он впился пальцами в рычаг. Рядом стояла большеротая блондинка, держала за руку и чуть заметно улыбалась. Мягкий свет, как солнечный на закате, струился из её груди, окутывал обоих.
Доктор решил использовать прибор-маскировщик, чтобы превратиться в Императрицу Ракносс. Для этого понадобится собрать воедино массу, хотя бы примерно равную массе шестиметровой паучихи, ментального сигнала от одного разума тоже маловато, голос матери ракноссов должен звучать мощнее. Генетический материал из обломка клешни подошёл, но Джон изменил настройки прибора, пользуясь памятью Десятого о встрече с Императрицей.
Неминучий положил широкую голову на лапы и прикорнул. Грейн поднялась, глянула в окно. За плоскими вершинами перевёрнутых пирамид, над застывшими барханами, висел город. Его точёные башни теснились друг к другу, словно страшась окружающего безлюдья, между ними сновали крошечные лодки.
Слева от первого города появился другой, поменьше, и ещё два виднелись справа. Пустыня полнилась миражами.
Марево, что всегда застилало даль, расступилось. На горизонте угадывались синеватые контуры: горы? Нет, за песчаными дюнами — другие пирамиды, тоже перевёрнутые. Судя по записям в архиве Четвёртой, это будущие регенерации, откуда приходят облака снов. Вот бы добраться туда! Вряд ли сознание Доктора достаёт настолько далеко. Не найдёт, не сотрёт. Отличное место для постройки нового оплота.
А если Пресвятая благоволит взять власть теперь же, пока Джон со своей блондинкой не очнулись?
Задержав дыхание, Грейн осторожно поставила ногу между двух разлёгшихся псов. Те не шелохнулись. Хорошо. Ещё шаг к желанной консоли. Ни рыка, ни скрежета зубовного.
Вот и Рулевая панель!
Схватив с её края пульт, Грейн сунула его в мешочек-кошель на поясе. Она тихонько вздохнула. Пот лился градом, как после боя. Получилось! Завязала тесьму, а то ещё выпадет добыча.
И вдруг почувствовала: на неё смотрят.
Блондинка чуть улыбалась, понимающе и мудро. С юного лица нисходило что-то неземное, благоухающее, оно лилось в пространство, как елей со старых образов. Серые глаза блеснули жёлтым — и Грейн сама потянулась к тонким пальцам, унизанным кольцами.
Правую руку по локоть укутало тепло, боль прошла. Размотала тряпицу: на месте двух длинных ран от клыков розовели свежие рубцы.
А после накрыл золотой свет, и Грейн не смогла уже быть чем-то отдельным, но стала частью Круга. И голос её влился в хор, и подхватил дивную песню, которая звала, ласкала, требовала и гладила по головке.
Ракноссы услышали Зов. Ракноссы явились. Сад двигался. Тёмная масса подминала водоросли, протыкала плоды ногами-кольями.
Посреди битых колоколов, огромная и строгая, стояла Её Величество Императрица.
— Дети мои! — сказала она, запрокидывая голову. Рот не закрывался, мешали клыки; глаза с багряной короны строго глядели на каждого из детей. — Зачем вы явились сюда, где я уже сделала кладку?