Запутанная жизнь. Как грибы меняют мир, наше сознание и наше будущее

Если вы собираетесь превратить сок в сидр, перед вами встает выбор. Либо вы добавляете в сок готовую дрожжевую культуру из пакетика, либо вы ничего не добавляете и отдаете все на откуп дрожжевым грибам, которые живут на кожуре яблок. На кожуре яблок разных сортов живут свойственные только им дрожжевые грибы, каждый вид которых будет ферментировать сок в своем темпе, выборочно преобразовывая разные вкусовые свойства плода. Как и в любом процессе брожения, грань между правильным и неправильным ходом ферментации едва заметна. Если посторонние дрожжевые грибы или бактерии попадут в сок и обоснуются там, сок скиснет. Сидр, изготовленный с помощью одного искусственно выращенного штамма дрожжевого гриба, с меньшей вероятностью будет испорчен неправильным брожением, но собственные дрожжевые грибы яблока в процессе ферментации участвовать не будут. В моем случае работа без колебания была доверена природным дрожжевым грибам. Ньютоновские яблоки попали ко мне уже покрытыми ньютоновской дрожжевой культурой. Я не мог выяснить, какой именно дрожжевой штамм в итоге будет управлять процессом брожения, но так происходило большую часть истории человечества.

Сок перебродил примерно за две недели, превратившись в мутную, сильно пахнущую жидкость, которую я разлил по бутылкам. Через несколько дней, когда она отстоялась, я налил себе бокал. К моему удивлению, сидр оказался восхитительным. Кислота и горечь яблок преобразились. На вкус он оказался тонким и цветочным, сухим и слегка игристым. Если выпить больше, он поднимал настроение и вызывал легкую эйфорию. Я не почувствовал никакой замутненности ощущений, как случалось, когда я пробовал некоторые другие сорта сидра. И неуклюжести я тоже не испытывал, хотя дрожжевой гриб, несомненно, сыграл шутку с моим сознанием. Меня опьянила, успокоила, сковала и растворила в себе история; она заставила меня почувствовать себя бессмысленным и придавленным ею. Я назвал сидр «Тяготением» и лежал, отяжелевший и укачиваемый действием поразительного метаболизма дрожжевого гриба.

Эпилог Весь этот компост

Руки наши впитывают словно корни, поэтому я возлагаю их на все, что есть прекрасного в этом мире.

– СВЯТОЙ ФРАНЦИСК АССИЗСКИЙ

Ребенком я любил осень. С большого каштана падали листья и собирались в наносы в саду. Я сгребал их в кучи и тщательно следил за ними, добавляя все новые пригоршни листьев каждую неделю. Вскоре кучи становились достаточно большими, чтобы ими можно было заполнить несколько ванн. Снова и снова я спрыгивал с нижних ветвей каштана в эти листья. Оказавшись внутри кучи, я ворочался, пока не зарывался в листья целиком, и потом лежал, погруженный в их шуршание, затерявшись в удивительных запахах.

Отец поощрял во мне стремление бесстрашно погружаться в окружающий меня мир. Бывало, он носил меня на плечах по саду и я засовывал лицо в цветы, словно был пчелой. Должно быть, мы опылили бесчисленное число цветков, медленно переходя от растения к растению. Мои щеки были в желтых и оранжевых пятнах, я пытался скорчить лицо так, чтобы оно лучше поместилось в павильоны, которые создавали лепестки, и оба мы наслаждались запахами, обилием красок и беспорядком.

Мои кучи опавших листьев были одновременно и потайным местом, и мирами, которые нужно было исследовать. Но по мере того, как проходили месяцы, мои кучи уменьшались. Становилось все труднее зарыться в них целиком. Я пытался выяснить причину, дотягиваясь до самых глубоких мест в куче, вытаскивая влажные пригоршни того, что все меньше напоминало листья и все больше выглядело как почва. Начали появляться черви.

Приносили ли они с собой землю в кучи листьев или уносили листья в почву? Я не был ни в чем уверен. По моим ощущениям, кучи листьев сжимались, но если они сжимались, то во что? Насколько глубока была почва? Что поддерживало мир на плаву в этом твердом море?

Я задал этот вопрос отцу. Он объяснил. Я ответил новым «почему». Сколько бы раз я ни вворачивал свое «почему», у него всегда находился ответ. Эти игры продолжались, пока у меня не истощался запас вопросов. Именно во время одного из этих раутов я и узнал впервые о разложении. Я изо всех сил пытался представить себе невидимых существ, поедавших все листья, и понять, как у таких крошечных созданий может быть такой громадный аппетит. Лежа погруженным в листья, я старался вообразить, как они могли пожрать все собранные мною лиственные кучи. И почему я не мог этого увидеть. Если они настолько дико голодны, уж конечно, я мог бы застать их в процессе, если бы зарылся глубоко в листья и лежал бы достаточно тихо. Но они казались неуловимыми.